— Рад тебя видеть.
— Я тебя тоже, — отвечаю я.
Объятие не прекращается, словно мы давние друзья, встретившиеся после долгой разлуки. И это не ощущается странно — просто комфортно, как и все наше с ним общение.
Я знаю, что отношения — это работа. Мама говорит мне об этом постоянно — как и о балансе, необходимом, чтобы соединить жизни двоих в одну. Но меня не оставляла в покое мысль, что поначалу они не должны быть работой. Много позже — да. Я понимаю, что по окончании медового месяца стоит приложить ряд усилий, особенно когда приходится признаться самой себе, что оставленные на диване носки и шумное хлюпанье молоком в миске с мюсли действительно раздражают. Но в самом начале должно быть ощущение легкости и естественности.
Такое сильное влечение я не чувствовала никогда и ни к кому; Картер здесь исключение. От близости к нему все тело словно вибрирует, и я не перестаю улыбаться. От него так приятно пахнет, и обнимает он меня так крепко. Сжав сильней напоследок, Картер меня отпускает.
Выпрямившись, он оглядывает мое лицо.
— Кажется, я забыл, какая ты красивая.
— Я тоже.
Минуточку. Что это я несу?
— Ой-ой, — со смехом говорит он. — А мне нравится, что ты считаешь меня красивым.
Сплетя наши пальцы, он ведет меня к стойке хостес. Его рука большая и надежная — так плотно обхватывает мою — от чего я не могу перестать фокусироваться на своих ощущениях. Все-таки это не обычная встреча с коллегой.
Держаться за руки — самый простой способ обозначить близость и влечение, но ощущения моей ладони в руке Картера никак нельзя назвать простыми.
Говорят, на кончиках пальцев у нас больше нервных окончаний, чем на губах, и пока мы идем через зал к нашему столику, честное слово, я чувствую каждый миллиметр контакта между нами.
А когда он отпускает мою руку, чтобы мы сели, становится холодно всему моему телу.
Он сглатывает, и я завороженно смотрю на его шею, слежу за движением его адамово яблока и за тем, как медленно приподнимаются уголки его губ.
— Ты молчишь, — говорит Картер.
— Я очень рада быть здесь, — отвечаю я. Такая подчеркнутая вежливость мне совершенно не свойственна, но ничего не могу с собой поделать. Видимо, по дороге от входа к столику что-то произошло с моей манерой говорить.
— Я тоже, — соглашается он и поворачивается к подошедшему официанту, который, рассказав нам о специальных блюдах, принял заказ на напитки.
— Я буду «Ред Булл» с водкой, — заявляет Картер, и я фыркаю. Еле заметно удивившись, официант тем не менее начинает записывать, но Картер тут же его останавливает. — Вообще-то, нет. Извините. Я пошутил. Этакая шутка только для своих. Дурацкая, м-да. Я буду IPA [крафтовое пиво — прим. перев], какой у вас есть.
Без тени улыбки официант уточняет:
— «Стоун» или «Лагунитас»?
— «Лагунитас», — отвечает Картер и кончиком языка проводит по нижней губе.
Я не могу отвести от него взгляд.
Официант поворачивается ко мне.
— Бокал «Престон Барбера».
Когда официант уходит, Картер опирается локтем на стол.
— Твои плечи.
— Я… Что?
Он кивком показывает на мое платье.
— Я про платье. И плечи, — откашлявшись, он тихо добавляет: — Ты выглядишь… просто потрясающе.
— Спасибо, — шепотом отвечаю я и делаю большой глоток ледяной воды, чтобы остудить разгоряченные мозги. — Есть свежие новости из Картер-ленда?
В ответ на смену темы он ухмыляется.
— Работаю. Игнорирую звонки родителей. |