- Мама, я пойду в баню и подстригусь, - сказал он от двери. И голос у него был очень ровен. - А потом надену новый костюм. До ужина погуляю.

В сенях Мирона нагнал Андрей. Спросил заботливо:

- Успеешь?

- Должен успеть. А ты мне вот в чем помоги. Как вернусь я из бани, пообедаем, выйди раньше меня на улицу, вынеси эти кувшинки. Чтобы дома никто не заметил.

- Помнутся, передавать из рук в руки, - сказал Андрей с сожалением. Они такие нежные.

- Ну... я не хочу... не могу, чтобы видели.

- Ладно. Сделаю.

- И еще... Дай мне какую-нибудь из своих картинок. Стрекозу или бабочку. Понимаешь, я обещал.

- А бери хоть все, - великодушно отозвался Андрей, - мне не жалко, я сколько хочешь еще нарисую.

- Все не надо, дай штуки две. Самые лучшие.

Мирон ушел. Андрей принялся перебирать свои рисунки. У него тонким пером, тушью на ватмане удивительно хорошо получались цветы, птицы, зверушки разные, насекомые. Он перерисовывал их из книг, одинаково удачно рисовал и с натуры. Откуда и как пришло к нему это увлечение, он и сам не знал. Сколько помнил себя, столько помнил с карандашом в руке, рисующим на чем попало. На чистом листе бумаги, на старой газете, на скатерти, на только что побеленной стене. Мать рассказывала: никаких других игрушек в самом раннем детстве ему не покупали, дарили только карандаши. Плакал, когда карандаш исписывался, а в запасе нового не было.

И в школе на уроках рисования он недюжинным своим уменьем ставил учителя в неловкое положение. Получалось: ученик подсказывает преподавателю, как нужно держать карандаш, как правильно создавать перспективу, глубину, как распределять свет и тени.

Дома стали поговаривать: не отдать ли Андрея в художественное училище. Но в их маленьком городке такого училища не было, а в областной город Светлогорск везти... Вдруг провалится на экзаменах, только издержки одни на поездку, а денег и так в обрез. А примут? Значит, от дому он совсем оторвется. Как там один он, мальчишка, устроится и как они, родители, останутся без него? Да и верное ли это дело? Спрос на учителей рисования небольшой, и зарплату они получают маленькую. А картины писать и продавать, как это делают настоящие художники... Неизвестно еще, выйдет ли из Андрея настоящий художник, а если и выйдет, так ходят слухи - голодают они. Напишут картину, а она потом никому не нужна. Все чердаки, кладовки у себя завалят измазанными полотнами, в квартире от запаха краски не продохнешь, и, главное, все думай и думай, что тебе завтра нарисовать, чтобы купили твою работу.

Так и завершился домашний совет на этом. Решили: закончит Андрей неполную среднюю школу, как и Мирон, надо и ему поступать на работу. Надежную. Парни они здоровые, сильные, в городе всегда что-нибудь строится. Мирону как-то сразу ловко топор в руки лег. Андрей пусть пойдет в маляры, там не только стены белить или окна, двери и крыши красить; приходится и разные бордюрчики цветами расписывать - это будет ему как раз в удовольствие. Андрей вступать в спор с родителями не стал, и его немного тоже страшило оторваться от дома. Сдал экзамены и нанялся на стройку. Малярная работа нравилась, давала заработок хороший, и рисовать для души времени оставалось вволю.

Он достал с полки, прилаженной под крышей, добрый десяток толстых связок своих лучших рисунков и теперь критически отбирал "самые-самые". В цвете - акварелью, гуашью - у него получалось очень красиво, но как-то нежизненно. Сразу видать: нарисовано. А тушью на ватмане - так вот и кажется, что слетит, сбежит сейчас с листа бумаги птичка там, букашка или зверушка. Это было тайной для него самого, словно бы его рукой водила какая-то волшебная сила. И он постепенно пристрастился только к рисунку пером, а краски забросил.

Порой, любуясь собственной работой, вспоминал рассказ школьного учителя рисования о том, как в молодости, кажется, Суриков, будучи мелким чиновником, именно тушью нарисовал муху, подбросил на стол губернатору, и тот муху, приняв за живую, прихлопнул ладонью.