Нам не удавалось пойти вместе в ресторан без того, чтобы мой бокал вина по чистой случайности не опрокинулся на его пиджак за полторы тысячи евро от Пола Смита. В присутствии посторонних я обязательно сводил разговор на коллекцию обуви, сшитой по мерке для его нежных ног.
Короче говоря, я вел себя с Кемпом как избалованный ребенок с ворчливым старым дядюшкой, и находил это весьма забавным, тем более что при Наталии он не отваживался на ответные меры.
Я сожалел об этой своей слабости – ведь у Кемпа была хорошая память. Мало того, что он подкинул мое имя полиции, так он еще и не желал слышать обо мне. А ведь я оставил ему дюжину сообщений, в которых повторял, что мне необходимо сказать ему что‑то важное. Когда я позвонил в тринадцатый раз, он снял трубку.
– Чего тебе еще надо? – проворчал он.
– Я тоже очень рад тебя слышать, – ответил я наигранно любезно. – Я уже боялся, что у тебя мобильный не в порядке. У меня есть приятель, который может тебе устроить телефончик по сходной цене. Скажи, если надо.
– Кончай издеваться надо мной, Алекс. Ты переходишь границы. Если так будет продолжаться, я позвоню в полицию.
– Я знаю, что в последнее время ты поддерживаешь с ней тесные связи, но мне надо кое‑что сказать тебе. По поводу Наталии...
Я оборвал фразу на середине. В голосе Кемпа послышалось раздражение:
– У меня много работы, Алекс. Давай поскорее.
Супер! Он клюнул! Теперь остается вытащить его из воды. При некоторой сноровке это будет нетрудно.
– Сегодня утром я разбирал вещи, которые оставила у меня Наталия, – беззастенчиво соврал я.
– Она ничего у тебя не оставляла, – тут же возразил Кемп. – Она говорила мне, что, уходя, забрала с собой все.
– Нет, не все. Она забыла под кроватью сумку с тряпками, ничего особенного. И конечно, картину.
– Какую картину?
– То есть как? Она не поставила тебя в известность?
– Нет. Что еще за история?
– Наталия купила в галерее одну вещичку, незадолго до того, как ушла от меня. Я думал, что она зайдет за ней, но ей, наверное, не представился случай. Я подумал, что, когда нотариус будет улаживать наследственные дела, он заметит ее отсутствие. С меня достаточно и новой репутации убийцы. Мне вовсе неохота прослыть еще и жуликом. Думаю, что исполнителем завещания Наталии будешь ты. Я просто хотел предупредить тебя. Зайди за картиной, когда будет время.
Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно. Кемп был тонкой штучкой. Любой оттенок волнения в голосе, безусловно, выдал бы меня.
– А автор известный?
– Ну, в общем да.
Я выбрал этот момент для нанесения решающего удара, однако не мог не помучить его еще несколько мгновений. Я терпеливо ждал, когда у него сдадут нервы.
– Имя! – приказал он.
Шоу могло начинаться. Кемп не пожалеет, что пришел. Если все пройдет так, как я задумал, ему даже захочется повторить все на бис.
– Джакометти, – медленно ответил я.
Во избежание какой‑либо путаницы я произнес это слово по слогам. Десять секунд полной тишины на другом конце провода. Я почти что слышал, как Кемп спрашивает себя, не издеваюсь ли я над ним.
Конечно, я дурю тебя, бедный кретин. Если бы я действительно толкнул картину Джакометти умершей женщине втайне от всех, неужели ты думаешь, что я не поспешил бы уничтожить документы? Я торговец предметами искусства, продавать картины – вот в чем состоит моя работа. Кто, кроме моего банкира, узнает, продал я картину один или два раза?
Впрочем, ставя на алчность Кемпа, я все точно рассчитал. Акула его породы не упустит такого случая. Ясность ума тут же покинула его.
– Рисунок?
– Картина. Не очень большая, но шикарная. Это портрет его матери. Размером примерно с тот, что в Бобуре. Только на моем цвет не такой блеклый. |