— Мы считали тебя предателем, — нерешительно начал он, — предателем нашего народа.

— Все потому, что я ношу штаны и разговариваю на английском? — сердито произнес Омар и кивнул в сторону офицерских палаток. — Я родился в Гизе, где стоят большие пирамиды, был погонщиком верблюдов, пока мне не исполнилось четырнадцать. Потом у меня появился шанс, мне посчастливилось стать слугой у британского профессора и отправиться с ним в Луксор. Там я овладел письмом, чтением и выучил английский язык. Так что же, во имя Аллаха, здесь предательского?

Вокруг Омара и Хафиза начали собираться люди, беседа продолжалась, и они, усевшись по-турецки на песок, ловили каждое слово противников.

— В нашей стране, — начал Хафиз, — ввели законы военного времени. Это значит, что мы, сыны Египта, не имеем права голоса в своей стране. Это ужасная несправедливость. Нас втянули в войну, которой мы не хотели, нас сделали врагами с народами, с которыми мы были раньше друзьями. Британцы обращаются с нами как с дураками, малолетними детьми, которым учитель грозит розгами. А ведь известно, что в нашей стране культура расцвела еще до того, как Британия появилась на карте.

— С этим не поспоришь, — ответил Омар, — но мне тоже не легче, когда я вижу, как обращаются с моей страной и моими соотечественниками. Только мне кажется, что лучше выступать на стороне Великобритании, чем на стороне Османской империи. Британцы хотя бы дали нам одного султана и пообещали Египту независимость после войны…

Эти слова разъярили Хафиза, его глаза дико заблестели. Он резко схватил горсть песка, бросил в огонь и воскликнул:

— Все это — пустые обещания! И ты достаточно глуп, чтобы верить таким словам. Чего стоит султан, которого назначили христианские псы! Случай, достойный сострадания. Что ответил Пророк Мухаммед, когда арабы потребовали от него, чтобы тот сначала один год почитал их богов, а тогда они будут почитать Аллаха?.. Он сказал: «Вы — неверные, вы не чтите того, что чту я. Я никогда не пойму, что чтите вы, а вы никогда не поймете, что чту я. У вас своя религия, у меня своя!» Вот так и не иначе говорил он. Англичанин никогда не поймет восточную религию и политику, и никогда египтянин не познает религии и политики британцев.

Собравшиеся одобрительно кивали, и Хафиз тут же спросил Омара:

— Осознаешь, что ты раб британцев?

Омар вскочил, словно хотел броситься на Хафиза, но перед ним тут же словно из-под земли выросли двое мужчин, и он лишь прокричал, обращаясь к старику:

— Я не знаю, кто из нас ведет себя более недостойно! Я добровольно продал британцам свою рабочую силу, но я не отступлюсь от своих убеждений. Ты, Хафиз, жалкое создание, ты берешь деньги из рук, которые сегодня готов отрубить.

После этих слов раздались взволнованные крики, видимо, такого мнения придерживался не только Омар. То, что юноша твердо отстаивал свою позицию, вызывало уважение. И хотя двое рабочих по-прежнему вели себя не слишком дружелюбно, у Омара уже не было ощущения, что ему следует опасаться за свою жизнь.

Работы по прокладке железной дороги хорошо продвигались вперед, даже быстрее, чем было запланировано, потому что строительный мусор уже вывозили по готовому полотну. Дважды в день маленький, плюющий огнем и паром локомотив вывозил двенадцать грузовых вагонов со строительной площадки обратно в Исмаилию.

Однажды в феврале с северо-востока на горизонте показались темные облака пыли. Приближаясь, они становились все больше, и среди рабочих распространилось беспокойство. Наконец британские офицеры сообщили, что это ведут турецких военнопленных в Каир.

Встреча посреди пустыни с молчаливыми, измученными страхом неизвестности людьми стала знаменательным событием. Тысячи изможденных, в изодранной одежде турок промаршировали мимо раскрывших рты египтян.