– Эгемон, турмарх Василий просит подкрепления! Дайте ему мантикор, без них не одолеть василисков!

– Стратиг, у наших баллист кончаются заряды! Мы не можем подвезти, телеги вязнут в болоте!

Сквозь лязг железа почти не пробивалась барабанная дробь, Андрус все чаще посылал вестовых. Один из наших некромантов свалился замертво, вражеским колдовством его голову разорвало в клочья. На несколько секунд я ощутил, как ослабла защита, в шатер воткнулись горящие стрелы, но ученики Дрэкула тут же сомкнули ряды. Вражеские копья опять ломались в воздухе.

– Эгемон, они подняли горгулий!

– Эгемон, друнгарий Лев потерял половину колесниц, нужен еще огонь!

Дука Закайя рассчитал верно. Армия хунну шарахнулась от огня к сухому северному берегу. Три десятка единорогов Леонида все равно не сумели бы их затоптать, но наши катафракты получили короткую передышку. Потери с обеих сторон были ужасны, разведка докладывала, что с востока идут свежие полки персов, наперерез им спешило ополчение из Боспора. Все реже слышалось низкое гудение баллист, посылавших ковши с огнем в гущу врага. Я крепко сжимал штандарт.

И тут Многоликая обернулась к нам со сладкой улыбкой.

– Готы идут, готские псы! – пронеслось по рядам резерва.

Воистину, лучше поздно, чем никогда. Германарих принял наш временный мир. Далекий северный берег покрылся черными точками. Сперва их было немного, но вот они покатились, точно злобные термиты, сбиваясь в кучи, сбиваясь в рычащие реки. Двухголовые воколакусы, каждый размером с низкорослую лошадь хунну, выращенные из клыков вечного старца. Никто из ныне живущих не видел Германариха, с ним бился еще дед моего деда, то оттесняя полчища готов в степи Скифии, то отбиваясь у самых стен Херсонеса. Никто не видел, где он сеет свои выпадающие клыки, но крови для полива ему требовалось столько, что пленные никогда не возвращались в свои деревни. В отличие от стальных семян, подаренных когда-то грекам царем Колхиды, зубы Германариха не всходили отважными единорогами. Они рождали лоснящихся двухголовых псов, или же лютых оборотней, одолеть которых не могло лучшее дамасское железо. Кир Дрэкул считал, что посев нежити не колосится на человеческой крови, им требовалась редкая черная кровь демонов, поэтому нежить не кидали в бой. Они составляли личную охрану старца.

За стаями двухголовых воколакусов показались волнистые ряды готской пехоты. Их построение обычно вызывало смех у столичных вельмож. Еще бы, толпы яростных дикарей в шкурах, с дубинами и бронзовыми топорами. Впереди, увенчав головы рогатыми черепами, скакали их вожди, такие же жадные до сырой печени врага, как и кочевники-хунну.

Наблюдая, как встают дыбом две волны варваров, я впервые усомнился в словах наставника Дрэкула. Может, времена и впрямь потекли быстрее, если великая империя Золотого Рога берет в союзники нечисть?

К вечеру сигнальщики сыграли отбой. Крылья падальщиков закрыли небо над стонущим морем. Горе побежденным! Были срублены целые рощи, чтобы одеть в шейные колодки восемь тысяч хунну. Их грузили в тетрадромоны, как мешки со щебнем. Половину пленных Андрус подарил готам. В столицу полетело донесение о победе. Император, скрепя сердце, объявил дуку Закайя триумфатором.

Два года никто не вспоминал о смешном предсказании волхва. Я прыгал с мачты дромона в кипящее море, я проплывал под днищем сразу трех баркасов, я дрался с киром Львом под водой. Было ясно, что старик волхв ошибся. Вода любила меня.

И вдруг вождь готов, ужасный Германарих, потерявший в той битве почти всех двухголовых псов, прислал отцу встречный дар – сотню северных невольниц.

И горе ворвалось в наш дом.

– Поглядите на нее.