Он замолчал, и на этот раз надолго.

— Ты изменился, — повторил я. — Не просто возмужал, а как-то еще…

— Меня изменил переезд. Переезд и та исследовательская работа, которую я веду. Наконец-то у меня появились на нее средства. Герб Джекмэн платил мне жалкие гроши.

— Дело не только в исследовательской работе, — возразил я. — В Беркли полно людей, занимающихся исследовательской работой. У тебя появились новые друзья? Ты с кем-то общаешься?

— В основном с сотрудниками фирмы, — ответил Николас. — С профессионалами музыкального бизнеса.

— Рассказывал им о ВАЛИСе?

— Нет.

— А к психиатру не обращался?

— О черт, Фил, — устало произнес Николас. — Мы оба с тобой знаем, что психиатр тут ни при чем. Когда-то я еще мог об этом подумать — давным-давно, за шестьсот миль отсюда, в сумасшедшем городе. В округе Орандж глупостей не любят; здесь живут здравомыслящие и стабильные люди. Все чокнутые остались к северу, в районе Лос-Анджелеса. Я перемахнул лишние шестьдесят пять миль. Да нет, черт побери, меня специально послали сюда, подальше от всяких параноиков — чтобы я мог размышлять, обрести понимание. Или уверенность. Если я и приобрел что-то, то, наверное, уверенность.

— Пожалуй.

— Там, в Беркли, — тихо продолжал Николас, словно обращаясь сам к себе, — все это казалось… игрой. Лежишь себе тихо ночью и контактируешь с иным разумом… Мы все дети в Беркли, в Беркли не взрослеют. Наверное, поэтому его так ненавидит Феррис Фримонт.

— Перебравшись сюда, ты о нем не забываешь? — спросил я.

— Нет. Перебравшись сюда, я о Феррисе Фримонте не забываю, — загадочно ответил Николас.

Благодаря воображаемому голосу, Николас наконец стал цельным человеком. Останься он в Беркли, он бы жил и умер частичкой человека, так и не познав полноты. Что это за воображаемый голос, спрашивал я себя. Предположим, Колумб услышал воображаемый голос, велевший ему плыть на запад. Колумб поверил — и открыл Новый Свет, изменив ход человеческой истории… В таком случае нам пришлось бы очень трудно, определяя термин «воображаемый», ибо этот голос опосредованным образом затронул всех. Что создает более мощную реальность: «воображаемый» голос, советующий Колумбу плыть на запад, или «реальный» голос, подсказывающий, что затея безнадежна?

Если бы не являющийся по ночам ВАЛИС — манящий, настойчивый, зовущий к счастливому будущему, — Николас посетил бы Диснейленд и вернулся в Беркли. Я это знал, и знал это Николас. Как истолкуют побудительный мотив окружающие — не имеет значения. Важно, что самостоятельно, без посторонней помощи Николас остался бы навечно гнить в своей дыре. Что-то вторглось в его жизнь и уничтожило оковы дурной кармы. Что-то разбило стальные цепи.

Именно так, подумал я, человек перерождается: совершив поступок, который он никогда не мог бы совершить — в случае Николаса, абсолютно немыслимый акт переезда из Беркли в Северную Калифорнию. Все его приятели остались на месте; я остался на месте. Невероятно! Вот он, выросший в Беркли, сидит передо мной в своей современной квартире в Пласенсии (в Беркли нет современных квартир) в цветастой калифорнийской рубашке и слаксах! Он уже вписался в местную жизнь. Эпоха джинсов осталась позади.

Глава 7

Воображаемое присутствие ВАЛИСа — которого Николас выдумал, стремясь заполнить пустоту, — заставило моего друга переродиться.