Изменить размер шрифта - +
Она успокоила сына: мол, твой папаша жив, это обыкновенный научный сотрудник, который целиком ушел в решение задач науки и производства. Ушел и не вернулся. А пацан уже сам домыслил-размечтался, что отец его — большой ученый, которому просто жалко было тратить время на семью и детей. Такой мотив, как ни странно, казался мальчику вполне убедительным. Или нет в этом ничего странного?

— А что, вдруг ты и вправду потомок великого человека? — необдуманно и жестоко съязвил я.

Он, к счастью, не обиделся.

— Я бастард, — сообщил парень не без гордости. — Был и буду. Дело-то не в этом, так что вы зря.

Ого, какие слова мы освоили, подумал я, обуздав свое желание немедленно ответить. Человек начитался интересных книжек про рыцарей, где внебрачные дети обязательно оказываются королевской крови и после многочисленных подвигов взбираются на трон, — что ж тут смешного? Однако же — «бастард»… Вот ведь придумают, фантазеры сопливые! Безотцовщина проклятая…

— Просто я хочу знать, чей я, — завершил он мысль.

— В каком смысле?

— У меня есть истинная фамилия. Я ее не знаю. Надоело быть системнорожденным.

— Кем-кем?

— Рожденным в системе.

— Теперь понимаю.

— А вы были какой ученый?..

Ничего-то я не понимал. Странности кружили над нашими головами, мешали беседе. Трудно разговаривать с человеком, у которого умер кто-то из близких, однако у меня не было таких трудностей. Собеседник вел себя так, будто ему наплевать, что вчера он потерял и мать, и новорожденную сестру. Или так, будто забыл об этом. А может, самым странным было как раз мое поведение? Мне бы отложить свои дела, взять его за руку и отвести домой, к родственникам, но вместо этого я почему-то тащил парня с собой в школу. Дикость? Чудовищное бездушие? Я полагаю, нет. Наше обоюдное помешательство имело другое название — запрограммированность.

— Я был не ученым, а инженером, — ответил я, испытывая нелепое чувство, будто оправдываюсь. — Если точнее, я занимал инженерскую должность.

— Ну, это даже интереснее, — солидно покивал он.

Вероятно, мальчик все еще на что-то надеялся. Оттого и шел со мной, оттого и смотрел на меня так — большими серьезными глазами.

— Ты считаешь, что инженер звучит более гордо, чем научный сотрудник? Правильно считаешь. Вот к примеру, существуют главные инженеры проекта, «гипами» называются, если станешь им — каждый день сможешь об научных сотрудников ноги вытирать.

— Я знаю, кто такие гипы, они космосом занимаются.

— Ага, — засмеялся я, — именно космосом, чем же еще. С космической зарплатой. Не тычь в мои раны, малыш. Когда-то давно я видел секретную платежную ведомость, из которой следовало, что с гипов каждый месяц удерживают партийных взносов больше, чем мой должностной оклад.

— Гип — это главный инженер программы, — поправил он меня. — Программы, а не проекта…

Школа, где училась моя дочь, располагалась недалеко — десять минут ходьбы. Мы пришли, и наша беседа прервалась. Работа мне предстояла обычная: сделать свет в мужском туалете. Мальчишки вечно лампу дневного света портили, чтобы по вечерам, когда музыкальные и спортивные секции, можно было вставать ногами на унитаз, подтягиваться по трубе и заглядывать в щель между потолком и перегородкой. По ту сторону перегородки был, разумеется, женский туалет. Если света нет — тебя не видно, а ты видишь все. Короче, какие-то гаденыши догадались стартер из лампы выдергивать, поэтому не реже одного раза в неделю мне приходилось эту детальку возвращать на место.

Быстрый переход