Возможно, под впечатлением моего сна или болтовни Джонатана я нарисовала высоко на холме, над едва намеченной линией ворот, старинный замок. Он высился в загадочной дымке, как в фильме про Средневековье. С архитектурной точки зрения это был, наверное, какой-нибудь монстр. Но с другой стороны, что мне известно о замках? Он получился не очень красивым и парил как-то отдельно от остальной картины, но мне нравилось его рисовать.

— Тень короля Артура, — заметил Джонатан, глядя на полотно через мое плечо. — Сделай реальную часть пейзажа яркими, насыщенными красками, а замок — бледным и нечетким. Детишкам понравится, если рядом они прочтут захватывающую историю. Я наливаю нам кофе.

Сняв недоконченную работу с мольберта, я положила ее лицом вниз на коврик.

— Наверное, я была в каком-то полусне, и вот, пожалуйста, получилась полная чушь, — сказала я, принимая из рук Джонатана чашку кофе.

— Да, твоя беда в том, что ты, хоть родом из Корнуолла, но не веришь ни в волшебных фей, ни в эльфов. Иначе рисовала бы больше таких картин, как эта.

— И не надо. Я же пишу картины на продажу.

— Вокруг этой картины мы напишем замечательную волшебную историю для детей. Давай приедем сюда еще раз завтра, ты закончишь работу, а я ее сочиню.

То, как спокойно он все это объявил, заставило мой неукротимый нрав возмутиться. Я терпеть не могу, когда указывают, что мне надо делать.

— Я совершенно не собиралась завтра сюда приезжать. Ты, кажется, забыл, что у меня договор с лавкой сувениров в Маразионе, а такая картина им вряд ли подойдет. А если тебе хочется приехать сюда помечтать о временах короля Артура, рыцарях и прекрасных дамах — возьми лучше Джиллиан. Вот от кого у тебя воображение воспламенится… — Я вовремя остановилась, оборвав себя на середине фразы. Это была злая, глупая выходка — очевидно до стыдного, что я его ревновала.

Джонатан ухмыльнулся во весь рот ленивой, мальчишеской улыбкой, которая бесила меня и в то же время была очаровательной.

— Едва ли она согласилась бы со мной поехать. Джиллиан совершенно не интересуется временами короля Артура и всякими прочими рыцарями. Она восхитительное, прекрасное животное, но не больше. Хищная, как тигрица, тупая, как корова, нежная, как голубка, а мозги как у попугая. Все, что ей нужно, — выйти замуж и завести детей.

— А Дэвид говорит, что она умная.

— О, рядом с Джиллиан Дэвид делается слепым как крот. Она ему представляется очаровательной девицей, которая не смогла получить хорошего образования, у которой не было возможности развить свои способности и которая вдобавок страдает от неразделенной любви и отсутствия самореализации. А на самом деле Джиллиан прекрасно использует свой небольшой мозг, рассчитывая, как ей наилучшим образом устроить свою жизнь. Дэвид видит ее чистым, наивным и даровитым ребенком. Но она совсем не такая. Она уже сейчас — взрослая женщина, которая твердо знает, чего хочет. И будет такой всегда.

Я не знала, кто из них прав. Может быть, оба ошибались. Но меня возмутило то, как Джонатан разделывал Джиллиан, словно она была каким-то микробом под микроскопом.

— Надо полагать, твои наблюдения над влюбленной Джиллиан пригодятся для твоей очередной дурацкой книжки? Портрет красивого животного, как ты ее назвал, верно? Коллекционируешь зарисовки людей, их чувства, а потом все это переносишь на бумагу? Рассматриваешь ее, словно она бабочка на булавке?

— Ты ко мне несправедлива! — По голосу я поняла, что Джонатан обиделся, но я и сама была не меньше раздосадована его откровениями.