Изменить размер шрифта - +
Одет он был в засаленный пиджак на голое тело: на груди потускневшие орденские планки — и в тренировочные выцветшие от бесчисленных стирок штаны.

— Э-э… кто такой? — осведомился старикан, разглядывая меня с подозрением.

— Вениамин Скоблин здесь проживает?

— Из милиции, что ль?

Я удивился. Меня опережают? Прощупаем-ка почву.

— Да нет, почему вы так решили?

— Ну и зря, — безапелляционно заявил старикан, — пора бы уж всех этих спекулянтов, бизнЕсмЕнов забрать куда подальше. Пусть поработают. Узнают, что такое корка хлеба, каким она трудом…

— Мне бы Вениамина, — прервал я его разглагольствования, догадываясь, что речь свою старикан может продолжать до бесконечности, попадись только благодарный слушатель. — Он дома?

— Дома, дома. Сидит весь день, в институт не пошел — прощелыга. Думает, родители уехали, так все можно. Вот если бы его да на лесоповал…

По всему, над стариканом довлела навязчивая идея.

— Разрешите войти?

— Входи, — он махнул рукой. — Тоже, небось, бизнЕсмЕн?

— Ни в коем случае.

— Тогда угости папироской.

Я вытащил сигареты. Старикан при виде «Родопи» поморщился:

— А покрепче табачка не найдется? «Беломорчик», а?

— Может, тебе еще махорки насыпать? — зло спросил Скоблин, появляясь в прихожей, но тут он поднял на меня глаза и запнулся на последнем слове.

— Спокойно, — сказал я. — Разговор к тебе есть.

— Спекулянты вы все, — продолжал вещать старикан. — Цену корке хлеба не знаете…

— Заткнись! — рявкнул на него Венька.

Видно, появление мое его напугало. И не на шутку.

Не успели, значит, поставить в известность. Это хорошо, это удачно.

— Хочу с тобой поговорить, — произнес я раздельно.

Венька встрепенулся, взял себя в руки:

— Да? Ладно. Проходи.

Старикан что-то бормоча себе под нос, завозился с дверными запорами.

Комнатка, в которой обитал Венька, оказалась небольшой: три на четыре. С одним окном. Вдоль стен стояли шифоньер и застекленный шкаф с разношерстной подборкой книг: там Чейз прижимался к Достоевскому, а Берроуз — к альбому Сальвадора Дали. И так далее в том же духе. Кроме того в комнате имелся диван, стоял на металлической подставке цветной импортный телевизор, в вазочке на подоконнике — бумажные розы.

Я уселся на диван, расстегнул куртку, продемонстрировав при этом Веньке чехол с ножом, потом извлек радиотелефон, вытянул антенну и положил его рядом. Прислонившись к подоконнику, Венька с безучастным видом наблюдал за моими приготовлениями.

— Теперь поговорим, — начал я. — Что ты можешь рассказать мне о Своре?

— Почему это ты, МЕНТ, решил, что я буду тебе хоть что-то рассказывать?

— Понимаешь, — сказал я проникновенно. — У меня нет другого выхода. Герострат припер меня к стенке, он объявил мне войну. Поэтому предупреждаю сразу: я не остановлюсь ни перед чем, чтобы до него добраться. А на война как на войне. Тебе, я думаю, это не нужно объяснять. Если, чтобы добраться до твоего босса, мне понадобится тебя убить, я тебя убью, не моргнув глазом. Я уже убивал, я умею убивать. Но пока мне убивать тебя не понадобилось. И надеюсь, не понадобится. Ясно? Так что давай рассказывай… А может, ты мне сразу его адресок дашь?..

Заметного впечатления на Скоблина моя речь не произвела. С кислым выражением лица он сказал:

— Иди ты на…

Я встал и резким движением ухватил его за отвороты рубашки.

Быстрый переход