— Ты должна! Бери Фару и беги отсюда! Скорее! Призраки пожрут нас обоих, если ты этого не сделаешь.

— Нет, Ингри! Не это было нам предначертано! Ты должен очистить их, как очистил Болесо, чтобы они могли уйти к богам. Ты же можешь это сделать, таково твое предназначение, клянусь!

— Не могу… Их слишком много. Мне не выдержать, и боги здесь не присутствуют!

— Они ждут у ворот.

— Что?

— Они ждут у ворот — там, в колючем кустарнике. Аудар проклял эту землю, а Хорсривер защищал ее от богов в своей ярости и черном отчаянии. Но прежних королей нет, и провозглашен новый!

— Я всего лишь король призраков и теней, король мертвых. — «И скоро присоединюсь к своим подданным».

— Открой границы своих владений Пятерке. Пятеро смертных принесут Их сюда, но ты должен допустить Их: позвать богов. — Йяда теперь дрожала так же, как сам Ингри; оглядев толпящихся призраков, она прошептала: — Поторопись, Ингри…

Испуганный так, что почти не сознавал, что делает, Ингри огляделся взглядом волка. Да, он мог ощутить в темноте границы своего оскверненного королевства — неправильный круг, охватывающий большую часть долины, пропитанный древним горем. Граница лежала за болотом, перед самыми зарослями ежевики. Только теперь Ингри осознал тот факт, что его первое действие в качестве последнего из существующих шаманов Древнего Вилда этой ночью осталось незамеченным им самим: это случилось, когда он обнажил меч и проложил дорогу — «дорогу для нас всех» — сквозь непроходимые заросли, разрушая неприкосновенность Кровавого Поля.

У порога тех врат, которые он создал, нетерпеливо, как просители в приемной короля, ожидали Сущности. Как их впустить сюда? Ингри подумалось, что для этого подошли бы гимны и славословия, песнопения и молитвы великой красоты и сложности — совместные труды поэтов и музыкантов, ученых и священнослужителей. «Придется им обойтись мной одним». Пусть так и будет.

— Войдите, — прошептал Ингри хрипло. «Я могу сделать лучше!» —Войдите! — рявкнул он колдовским голосом.

Отзвуки, казалось, разорвали ночь надвое; толпа из четырех тысяч призрачных воинов всколыхнулась в предчувствии — это было похоже на огромную волну, обрушившуюся на берег. Ингри собрал все силы, чтобы выдержать напор: он чувствовал, как все его существо всасывается чудовищным водоворотом… однако призраки затихли, не менее голодные, но сдерживаемые теперь поразительной новой надеждой.

Казалось, прошла вечность, прежде чем в темном лесу раздался первый звук, говорящий о присутствии человека, и показался тусклый оранжевый огонек. Кусты затрещали под чьими-то ногами, донеслось приглушенное ругательство, возникший было спор резко пресек голос Халланы:

— Вон, вон там! Освин, сверни левее!

На поляне появилась самая неожиданная, на взгляд Ингри, процессия. На спотыкающейся лошади ехал просвещенный Освин; позади него, обхватив мужа за талию од ной рукой, а другой указывая, куда ехать, сидела Халлана. Следом показался принц Биаст на таком же измученном коне; на его лице появилось растерянное выражение, когда он, разинув рот, оглядел толпу призрачных воинов. Замыкали шествие пешие — просвещенный Льюко и князь Джокол, державший в руках факел. Бывшие когда-то белыми одежды Льюко были пропитаны потом, покрыты дорожной пылью, а с одной стороны заляпаны до бедра болотной грязью.

— Халлана! — Йяда радостно замахала волшебнице рукой, словно с ее появлением кончались все неприятности. — Идите сюда, скорее!

— Ты их ожидала? — спросил девушку Ингри.

— Мы отправились из столицы все вместе и последние два дня мчались сломя голову.