Изменить размер шрифта - +
Даже под их нажимом колеса храмового и королевского судопроизводства вращались медленно, в результате чего прошло еще несколько дней, прежде чем судьи вынесли приговор: убийство Болесо было самозащитой. Освин без промедления составил прошение о церковном оправдании Йяды и Фары, приводя в обоих случаях одни и те же аргументы: духи животных были женщинам навязаны против их воли. Закулисное выкручивание рук, в результате которого помилование было немедленно даровано, заставило просвещенного Льюко только криво улыбнуться.

Фара провела траур в уединении, заботливо опекаемая братом. Если обладание духом лошади делало ее менее востребованной для какого-нибудь нового политически выгодного брака, то это скорее доставляло ей мрачное удовлетворение, чем вызывало сожаление. Постоянные головные боли принцессу больше не мучили.

Ингри так и не узнал, какими средствами воспользовались Льюко и Освин, чтобы Джокол получил для своего острова вожделенного священнослужителя. Ингри и Йяда пришли на пристань, чтобы пожелать князю и его спутникам счастливого плавания. Молодой жрец выглядел смущенным и цеплялся за борт ладьи, словно опасался приступа морской болезни уже при плавании по реке, но старался держаться храбро. Кто-то сообразительный предложил подарить Фафу, белого медведя, Биасту в связи с его избранием на престол; теперь зверь обитал на пригородной ферме, где ему был предоставлен собственный пруд.

Так или иначе, к тому времени, когда Ингри и Йяда в сопровождении просвещенного Льюко выехали из Истхома на юго-восток, в долину Лура, в воздухе уже кружились снежинки. Ингри, несмотря на холод, торопил спутников: и так было весьма вероятно, что он безнадежно опоздал, и это казалось ему невыносимым. До слияния Лура и Бирчбека они добрались в день зимнего солнцестояния, день Отца, и это совпадение заставило сердце Ингри забиться новой надеждой, несмотря на собственные предчувствия и предостережения ученого жреца.

— Боюсь, это бесполезная затея, кузен, — покачал головой Ислин Волфклиф, хозяин замка в Бирчгрове. — За все десять лет, что я здесь живу, я ни разу не видел призрака в замке и не слышал ни о чем таком. Но ты, конечно, можешь свободно здесь распоряжаться, если надеешься что-то найти. — Ислин с беспокойством посмотрел на Ингри и его спутников и зевнул. — Когда устанешь бродить в темноте и холоде, знай, что тебя ждет теплая перина на постели. Меня она тоже ждет, так что прошу меня извинить.

— Конечно, — вежливо кивнул Ингри. Ислин поклонился гостям и покинул зал замка.

Ингри огляделся вокруг. Восковые свечи в посеребренных подсвечниках разливали теплый медовый свет, огонь, горящий в каменном очаге, разгонял зимний холод по углам. За узкими окнами не было видно ничего, кроме полуночной тьмы, но из-за стены доносилось журчание быстрого Бирчбека, не сдавшегося морозам, хоть вдоль берегов уже образовался лед. Здесь почти ничего не изменилось с того дня, когда Ингри и его отец принесли кровавые жертвы, и все же… все было иным. «Замок меньше, чем я помнил, и выглядит совсем по-деревенски. Как может каменное строение уменьшиться в размерах?»

Йяда встревоженно сказала:

— Твой кузен за ужином был очень молчалив. Как ты думаешь, может быть, его пугают живущие в нас духи животных?

Губы Ингри тронула легкая невеселая улыбка.

— Может быть, немного и пугают, но я думаю, его больше заботит, не воспользуюсь ли я своим влиянием при дворе, чтобы отобрать у него замок. — Ислин был только немного старше Ингри и унаследовал владения всего три года назад.

— А ты бы этого хотел? — с любопытством спросила Йяда.

Брови Ингри сошлись к переносице.

— Нет. Меня здесь преследовали бы слишком мучительные воспоминания: они перевешивают хорошие… Лучше, пожалуй, оставить позади и те, и другие.

Быстрый переход