— Так говорят, Джанни. Таким образом друг дает знать, что он понятия не имеет, как помочь, да и сделать ничего не в силах. Однако кабы мог, то уж обязательно помог бы. Понял?

Из горла Перони вырвался негромкий каркающий смешок.

— Хорошо, хорошо. Я раскаиваюсь. — Потом он окинул Сандри, который возился со своим «Никоном», злобным взглядом. — Пусть отдаст мне пленку. Не хочу, чтобы мой член красовался на доске объявлений у всех на виду. Парню сказали ходить с нами и фотографировать. Но не велели сопровождать нас в туалет.

— Мауро говорит, тут нет ничего такого. Никто не узнает, что это именно твой конец. Может получиться хороший снимок, Джанни. Подумай хорошенько.

Потрепанное лицо скептически сморщилось.

— На фото будет человек перед писсуаром, а не Мона Лиза.

Коста и раньше пытался разговаривать с Перони об искусстве. Ничего не получалось, хотя в душе Перони оставался неисправимым романтиком, которого неудержимо влекла к себе красота. Истина плелась где-то далеко позади. Коста вдруг подумал, что здоровяк страдает не только от разлуки с детьми. Есть еще проблема его взаимоотношений с Терезой Лупо, патологоанатомом из полицейского морга. Это считается тайной, но в квестуре все тайное быстро становится явным. Перони встречался с привлекательной, своенравной Терезой, что ни для кого не являлось секретом. Когда Коста пару недель назад узнал об этом, он долго и основательно размышлял над открытием, а потом решил, что из них может получиться неплохая пара. Если только Перони удастся избавиться от чувства вины. И если Тереза сможет держать себя в руках, дабы все срослось как надо, после того как безумие первой влюбленности уступает место повседневной рутине совместной жизни.

— Дай мне капуччино, — обратился Коста к бармену. — Похоже, ночка будет долгая и холодная.

Из-за стойки раздался протестующий вой.

— Бога ради, уже двенадцать часов! Что у меня здесь? Ночная столовка для копов?

— Мне тоже капуччино, — попросил Сандри, сидящий в противоположном конце бара, отодвигая в сторону остывший кофе. — Каждому по чашке. Я плачу.

Неожиданно фотограф встал, подошел к Перони, посмотрел ему прямо в глаза и протянул кассету с пленкой:

— Извини. Мне не следовало этого делать. Просто…

Перони подождал объяснений. И, не дождавшись, поинтересовался:

— Просто что?

— Я знал, что ты будешь против. Извини меня, ладно? Я не прав. Но пойми, если такой человек, как я, будет каждый раз спрашивать, можно ли ему сделать снимок, в мире больше не появится ни одной фотографии. Нормальной, какая бы надолго запоминалась. Значительной. Их делает парень с фотоаппаратом, который наводит объектив, когда никто ничего не замечает, а затем… бац! Импровизация. Скорость. Вот в чем заключается вся суть нашего дела. Мы крадем у людей их мгновения.

Перони осмотрел фотографа с головы до ног и задумался над его словами.

— Похоже на вашу работу, не так ли? — продолжал Сандри.

Бармен пустил три чашки капуччино по стойке. Они скользили, брызгая молоком и пеной.

— Слушайте, придурки, это в последний раз! — прорычал он. — Платите и убирайтесь куда-нибудь в другое место. А я хочу лечь в постель и подсчитать заработанные сегодня денежки. Завтра мне открывать заведение в шесть тридцать, только не думаю, что кто-нибудь захочет посетить его.

Коста успел сделать глоток горячего пенистого кофе еще до того, как заработала рация. Перони пристально смотрел на напарника, принимающего вызов. Надо срочно покинуть бар и найти себе занятие. Если задержаться еще на какое-то время, уже не уйдешь отсюда до утра.

— Ограбление, — сказал Коста, выслушав сообщение из диспетчерской.