Миа подвинулась вперед и оперлась локтями о стол.

— Я познакомилась с этим человеком семьдесят лет тому назад, — сказала она. — Тогда он был моим другом, любовником. Он повторял мне сегодня, что мы совершенно не изменились, но, конечно, мы изменились. Мы изменились до неузнаваемости. С ним уже все кончено. А я… семьдесят лет назад я была молодой. Я была девушкой, его девушкой. Но теперь-то я не девушка. Теперь я — нечто, пытающееся быть женщиной.

— Вы как-то странно говорите.

— Я говорю правду. И я не его женщина. Долгие годы я была замужем за другим человеком. У меня не было любовников. Больше я никого не любила. Я ни на кого не обращала внимания. Я ни с кем не целовалась, ни с кем не кокетничала. Сейчас у меня нет семьи. У меня нет менструаций. У меня нет приливов и озноба. Я постсексуальная личность. Я постженская личность. Я старуха. Я техностаруха конца двадцать первого века.

— По-моему, вы выглядите как женщина.

— Я одеваюсь как женщина. Все это неестественно.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — предположила Мерседес. — Мне самой шестьдесят пять. Большая часть жизни уже позади. Но я не слишком жалею, что она прошла. Быть женщиной — тяжкое бремя, я никому не пожелала бы такой судьбы.

— Наша встреча оказалась очень утомительной, — продолжала Миа. — Хотя он держался безукоризненно, я устала от того, что сидела у его постели. Однако хуже всего другое: исчезла преграда между мной и моим прошлым. Моя романтическая жизнь, моя сексуальная жизнь. Я смогла вспомнить, как это возбуждало. Как льстило, когда тебе не давал проходу энергичный, настойчивый и обаятельный парень. Что я чувствовала, когда позволила соблазнить себя. От лекарств воспоминания становятся намного болезненнее.

— Многие люди сказали бы, что время сыграло для вас дурную роль, что вы должны спокойно отнестись к прошлому, соединить его с настоящим и таким образом преодолеть боль.

Терапевтические советы всегда возмущали Миа своей бестактностью.

— Сегодня я уже пробовала выстроить хронологический порядок и связать прошлое с настоящим. Но не стала от этого счастливее.

— Вам жаль, что он умирает? Вы скорбите?

— Да, мне немного жаль. — Миа отпила глоток минеральной воды. — Но я бы не назвала это скорбью. Для скорби мое чувство слишком слабо. — От воды она сразу почувствовала себя намного лучше. Ей всегда доставляли удовольствие самые простые вещи. — Я слишком давно не плакала. От слез мне сделалось не по себе. Я не плакала уже лет пять. — Она дотронулась до своих опухших глаз. — Такое ощущение, будто повреждена роговица.

— Там было завещание?

— Нет, — не очень уверенно солгала Миа.

— В той или иной форме завещание бывает всегда, — продолжала настаивать Мерседес.

Миа помедлила:

— Да, там было кое-что, но я отказалась. У него постсобачий пес.

— Так я и знала, — отозвалась Мерседес. — Или животные, или дом. Если люди умирают довольно молодыми, то, быть может, беспокоятся о детях. Вас никогда не пригласят к смертному одру, если не желают, чтобы вы утешили умирающего.

— А вдруг они захотят, чтобы вы их утешали, Мерседес?

Мерседес недоуменно пожала плечами:

— Да я всегда успокаиваю.