Вы не художник, но, во всяком случае, раньше вы помогали обществу. А теперь лишь наносите ему ущерб.
— Они вас очень обидели, не так ли?
— Да, они нанесли нам самый настоящий ущерб.
— Я рада, что они это сделали.
— А я рада, что вы об этом сказали, — без раздражения ответила Элен. — Я думала, что у вас минимум моральной ответственности. А теперь вижу, что вы действительно злая и коварная.
— Что вы намерены со мной сделать? Вы же не можете превратить меня в Миа?
— Конечно, я этого не могу. Я бы хотела, но время уже упущено. Слишком поздно. Мы ничего не сможем поделать с провалившимся экспериментом. Эксперименты проваливаются, такое случается, на то они и эксперименты. Но мы можем приостановить подобные неудачи и попытаемся достичь каких-то результатов.
— Вот как!
— Вы медицинский экономист. Вы сами привыкли судить об этих процессах. Не так ли? И как же вы оцениваете лечебные методики, обманывающие людей и плодящие сумасшедших?
— Элен, вы хотите сказать, что другие пациенты NTDCD ведут себя так же странно, как я?
— Нет, я вовсе не это имела в виду. Большинство из них оказались образцовыми пациентами. И таких людей мне искренне жаль. Они прошли курс лечения, поверив в успех и исполнив свой долг перед обществом. А теперь они станут совершенно беспомощными, обреченными на долгие страдания. Из-за безрассудных бунтарей вроде вас.
— Это замечательные новости, — засмеялась Майа. — От них я чувствую себя такой счастливой! Как приятно узнать, что у меня есть единомышленники… И снимки вы вернули мне! Это плохие снимки, но, по крайней мере, они наглядно доказывают, что я — не Миа.
— Они ничего не доказывают.
— Нет, доказывают. Могут. А я могу доказать, что мне теперь стало лучше. Я докажу, что я лучше, чем Миа. Ну, давайте, действуйте. Отключите меня от этих медицинских мониторов. Я докажу свою состоятельность и заставлю всех ее признать. Я стою в этом мире гораздо больше ста тысяч жалких марок.
— Вы ничего мне не докажете.
— Посмотрим. Это мы еще посмотрим. Откуда вы знаете? Вы богаты и знамениты, вас обожают мужчины, у вас одна из лучших коллекций искусства двадцать первого века. Много работы и так далее, но что это, по сути, доказывает? Скажите мне, кто ваш любимый фотограф?
— Мне надо подумать, — немного помедлила Элен. — Хельмут Вайсгербер.
— Что, этот тип, снимавший арктические пейзажи? Альпинист? И вам действительно нравится Вайсгербер?
— Настолько, что я вышла за него замуж.
— Вы и правда считаете, что Вайсгербер лучше Капассо? Но Эрик Капассо был таким чувственным и живым. Должно быть, Капассо умел хорошо веселиться.
— Капассо при всем его огромном таланте не смог избавиться от сентиментальности. В душе он чувствовал себя художником театра. Настоящим оформителем. Но Вайсгербер… Никто не способен сравниться с классическим Вайсгербером. Готова признаться, что мне нравится его серия «Мертвые листья».
— Это я заказала ее.
— Неужели, Элен? Фантастика…
Раздался робкий, тихий стук в дверь.
— Я просила принести нам минералку, — объяснила Элен. — Они здесь все так медленно делают. — Она повысила голос: — Entrez.
Дверь открылась. Это была Бретт.
— Входи, Бретт. — сказала Майа. — А у нас тут возник небольшой спор об искусстве.
Бретт положила на пол свой рюкзак.
— Бретт, это Элен. Я хочу сказать, Натали. Извини меня.
— Здесь нельзя находиться, — проговорила Элен, поднявшись со стула. |