— Двадцать марок? — обрадованно переспросила Майа.

Сухэйри удовлетворительно кивнул.

— Это мелочь. Что здесь такого? Для нас это не обременительно, а для вас, Миа, это скромное пособие. Помощь от семьи. Мы же ваша семья. Нам будет приятно.

— И что я должна сделать, чтобы получать эту помощь?

— Ничего. Просто звонить нам. Говорить с нами. Иногда. Вот и все. Неужели мы много просим?

Хлоя согласно кивнула.

— Кто-то должен за тобой присматривать, мамочка. Мы теперь будем это делать. Мы можем открыть небольшой счет на твое имя. Сделаем это прямо сейчас…

— Что же…

— Ты согласна? Правда? Мамочка, ты это для меня сделаешь? Помнишь, как ты мне помогла, когда я была на стажировке?

— Разве? — Майа помедлила. — Что же, полагаю, в этом есть свой смысл. Хорошо, пусть будет по-вашему.

Хлоя сентиментально всхлипнула:

— Все теперь хорошо… Любопытно было увидеть тебя такой красивой…

Помощь дочери заметно изменила ее жизнь. Майа не могла похвалиться аккуратным обращением с деньгами, но регулярные еженедельные поступления мало-помалу помогли ей подняться. Оставив положение нищей бродяжки, она влилась в низшие слои общества. Вещей у нее не прибавилось, да и они мешали бы в ее странствиях, зато теперь она чаще мылась, лучше питалась, а иногда могла подключаться к Сети.

Однако контакты в Сети бывали рискованными. Именно через Сеть собака отыскала ее в Де Мойне. Майа решила, что Де Мойн гораздо приятнее, чем о нем писала пресса. В Де Мойне были очень интересные здания, и там чувствовалось влияние Индианаполиса. Теперь она поняла, что Поль довольно цинично и поверхностно судил о современной архитектуре. Когда ваш глаз привыкал к современным зданиям, вы могли обнаружить следы архитектурных традиций, проступавшие в старых городских структурах: здесь карниз, там дверь, вазоны для цветов на окнах и даже отделка потайных дверей и ходов…

Она заметила постсобачьего пса и его продюсера, когда выходила из отеля. Они завтракали. Майа узнала пса и почувствовала к нему жалость. Она сразу поняла, что собака последует за ней, как только она покинет отель. Но Майа не боялась пса, она больше никого и ничего не боялась. Собака и продюсер так печально и уныло смотрелись в дешевом отеле Айовы, среди булочек и специальных разноцветных сиропов.

Майа подошла к ним.

— Привет, Аквинат.

— Привет, — поздоровался изумленный пес. Его обычно безупречный костюм теперь казался мятым, возможно, из-за ошейника. Его продюсер был слеп.

Продюсер поправил переводчик, прикрепленный к ушной мочке. Это был пожилой любезный немец.

— Садитесь, пожалуйста, Майа. Вы уже поели? Ели? Съели?

— Все в порядке. — Майа села.

— Мы хотим взять у вас интервью, — заявил Аквинат. Он говорил по-английски отрывисто и без ошибок.

— Правда?

— Мы уже беседовали с господином Кабаннэ и с синьориной Барсотти.

— С кем?

— С Полем и Бенедеттой, — пояснил пес.

Упомянутые имена взволновали ее до глубины души.

Она соскучилась по ним, словно по собственному сердцебиению.

— Как поживают Поль и Бенедетта?

— Конечно, они сейчас очень знамениты, хотя, к сожалению, у них много проблем.

— Как они поживают?

— Им удалось избежать обвинений в незаконной деятельности. Для них это настоящая удача. Но в их окружении громкий скандал. В их художественном движении произошел раскол. Разве вы об этом не слышали?

К ним подошла обычная, нормальная официантка.