— Еще бы. Когда я несусь на полном ходу на врага, там некоторые слабаки уже за борт скачут.
— Интересно, очень интересно, — искренне признался Мстислав. — Ну хорошо, а если враг не тонет? Чем вы его бьете? Мечом?
— И не только, — отвечал Монго, открывая ящик, стоявший у борта.
Там лежали стеклянные шары с пеньковыми концами.
— Это бартаб, — сказал Монго, беря в руки один из шаров. — Вот видишь, князь, отверстия?
— Вижу.
— Вот через эти отверстия мы зажигаем в бартабе горючую смесь. Она вспыхивает, и мы бросаем бартаб на судно врага. Сразу же воспламеняется рангоут. А если бросить сразу несколько бартабов, судно противника превращается в настоящий костер. К тому же огонь бартабов водой не гасится.
— Я слышал об этом. Это греческий огонь называется?
— Совершенно верно, князь.
— Какой там состав? — поинтересовался Мстислав.
— Откуда мне знать? — пожал плечами Монго. — Да если б и знал, не сказал.
— Почему?
— За это полагается смертная казнь: отсечение головы. А я своей пока не хочу лишаться, — усмехнулся адмирал.
Недалеко от них появился матрос с кнутом и, прорычав какое-то ругательство, ожег им гребца, сидевшего на первом правом весле.
— Я те покажу лодырничать, морда!
Князь заглянул на нижнюю палубу, увидел на весле трех человек, прикованных за ноги к скамье.
— Сколько всего гребцов? — спросил адмирала.
— А вот считай по каждому борту — четырнадцать весел, на каждом весле — по три человека.
— Ого! Это около девяноста гребцов.
— С запасными более ста будет.
— Еще есть запасные?
— А как же. Они же дохнут как мухи, галерники-то. Дохлого за борт, а на его место свежего сажаем. Непременно в походе запас должен быть не менее дюжины. Без запасных лучше и не выходить в море.
— А кто они? Гребцы-то?
— Пленные. Есть и свои, которые преступники. Убийцы там, насильники, воры. Так что жалеть их нечего. Заслужили галеру. Эй, — крикнул Монго матросу с кнутом. — Смотри, что-то на пятом весле сбиваются и взмах мал.
Матрос подскочил к пятому веслу и — р-раз, р-раз, р-раз! — всех троих перетянул кнутом.
— Сволочи ленивые!
Видя любопытство князя, Монго продолжал рассказывать:
— Это еще не самые большие галеры, князь. Всего-то с полсотни шагов в длину и около шести в ширину. В Константинополе есть и в два и в три раза больше.
— И весел столько же?
— Нет. Что ты? Здесь вот у нас один ярус весел, а есть галеры с двумя, тремя ярусами весел. Галеры, где два яруса, называются биремы, а три — триремы. Была у императоров и квартрирема, в ней было четыре яруса, да в прошлом году сгорела. Хотят новую строить. Так что пленным и преступникам на море всегда дело найдётся. Хлеб здесь недаром едят.
Когда по правому борту показался на тавридском берегу город, Монго сказал:
— Пантикапей. Когда-то был столицей Боспорского царства, богатющий был город. Но лет шестьсот тому налетели гунны, город разорили, народ перебили. С тех пор он захирел, едва дышит.
— Да нет, — отозвался Мстислав, — мои люди туда часто на лодиях плавают, вино привозят, фрукты. Сказывают, торг неплохой там.
Едва миновали Пантикапей, начался ветер, который, постепенно усиливался.
— Ну слава Богу, — молвил Монго. — Сейчас побежим с парусом, — И крикнул: — Капитан, ставь парус!
— Есть парус! — закричал краснорожий, и тут же забегали матросы, полезли на мачту, на длинную рею, распускать парус. |