— Сейчас здесь живут вместе Пруди и Рози Ли. Не самый лучший вариант, но ничего другого я пока не придумала.

Комната отличалась необычной яркостью красок. Стены, покрывала на кроватях — все было сочных тонов, чувствовалось, что здесь правила бал неудержимая фантазия юности.

Детство Джона прошло в доме священника в окружении унылых коричневых стен. Из книг разрешалось иметь лишь Библию: отец заставлял читать ее слово в слово каждый вечер, кроме того, носовой платок, который он обязан был аккуратно складывать, и парадное фото отца с матерью, сделанное в день, когда мать крестили по обычаю церкви, к которой принадлежал отец. Вот и все, чем довольствовался мальчик.

Когда же отец нашел у него под матрацем журналы с голыми женщинами, то приказал сыну сжечь их в камине, а остаток ночи Джон провел на коленях на холодном полу, моля у Господа прощения.

Около четырех часов утра, когда зубы стучали от холода, а ноги свела судорога, и все тело одеревенело, Джон поклялся никогда в жизни не просить прощения, чего бы это ему ни стоило. В то время он и не подозревал, как дорога цена прощения, — ею может оказаться будущее человека.

— Тебя что-то тревожит? — спросила Бетси.

Джону, как бы он ни старался, не удавалось хоть что-нибудь скрыть от этих всевидящих голубых глаз. Может быть, проницательность Бетси была одной из причин его сдержанности: Джон долго не осмеливался сказать ей о своей любви. При одной мысли о признании у него замирало сердце.

Джон помедлил с ответом.

— Согласно записи в деле электропроводка устарела к тому времени, когда эти комнаты перестраивали, — бесстрастно ответил он.

— Да. Это было шесть лет назад, в сентябре.

— А печи?

— Чистим каждый год.

— Ванная комната на прежнем месте?

— Конечно. Правда, при перестройке мы добавили еще одну ванную комнату на первом этаже.

— Вы хорошо устроились, — одобрил Джон. — Иногда у меня закрадывалась мысль, что вы покинете Грэнтли.

— Я подумывала о том, чтобы уехать по окончании колледжа. Мне предлагали, между прочим, место советника по вопросам семьи в Сиэтле, когда я получила степень магистра.

— А почему не уехала?

Бетси недоуменно пожала плечами.

— Я вернулась на лето домой, хотела поразмышлять о будущем. Но встретила Стива. Его только что назначили старшим тренером и средней школе Грэнтли, и…

Она передернула плечами.

— И ты влюбилась? — Джон опустил глаза, якобы изучая официальный бланк, и долго не поднимал их.

— Да, я влюбилась.

Чувственное влечение к мужчине, которое она годами подавляла в себе, с новой силой охватило Бетси. Она мечтала ощутить ласку большой ладони, тепло мужского тела, прильнувшего к ней в самый темный непроглядный час ночи, встретить нежную улыбку в конце трудного дня.

Припомнилась ей улыбка Стива, но теперь перед ней возникало страдальческое тонкое лицо Джона. Бетси хотелось упасть в его объятия и прижаться щекой к сильному плечу.

Одиночество, незащищенность, усиливающееся желание обрести в Джоне жизненную опору — вот что неотступно преследовала Бетси. Она не видела в своих грезах ничего личного, присущего только ей. Просто таков закон жизни…

— Ты обнаружил еще какие-нибудь упущения?

Бетси говорила деловым тоном, старательно избегая доверительной интонации. Наступило холодное молчание.

— Тебе нужно на окнах спален наклеить списки, сколько детей находится в каждой комнате. Я удивлен, как женщина, выросшая в семье пожарника, не знает таких элементарных вещей.