Разбуженное подсознание зафиксировало звон разбитого стекла, сыпанувшего осколками по струганому полу, и в следующее мгновение бабахнул выстрел, опрокинув женщину на стену. Какой-то момент, напоминая бабочку-махаона, пришпиленного к бумаге, она стояла у белоснежной стены, распластав по обе стороны руки, а потом медленно сползла на пол, оставляя на штукатурке кровавый след.

— Суки!! Что же вы делаете! Бабу-то зачем убили?! — в истерике запричитал хозяин.

— Молчать, тварь! — наотмашь рубанул рукоятью пистолета Романцев. — Кто ты?! Кого ждал?! Говори, если не хочешь отправиться вслед за бабой! Говори! — дернул он его за отворот рубахи, тотчас разошедшейся по швам.

— Я всего лишь хозяин явки, — зашевелил разбитыми губами мужчина. — Я ничего не знаю, сказали, что должны прибыть двое, но их почему-то не было…

— Как ты догадался, что я не тот, за кого себя выдавал? — продолжал трясти хозяина за отвороты рубахи Тимофей. — Ну?! Должно быть какое-то ключевое слово? Так? Говори!

— Я видел тебя в городе в форме. Отпустите меня, я ничего не знаю, — взмолился хозяин.

— Кто тебя забросил сюда?! Как давно ты здесь живешь?!

— Я из «Абвергруппы-101», был переброшен в Советский Союз в мае сорок первого.

— Позывные твоей группы!

— «Пума» и «Аллигатор».

— Где сосредоточена «Абвергруппа-101»?

— При дивизиях и корпусах одиннадцатой армии.

— Кто проводил вербовку в вашей группе?

— Русские сотрудники. Их возглавлял ротмистр Пуллуй.

— Как ты оказался в этой группе? Твое настоящее имя?

Взгляд диверсанта остановился на убитой женщине. Сжав зубы, он негромко застонал:

— Что же вы наделали…

— Ты будешь следующий, если не скажешь. Как твое настоящее имя?!

— Я — уроженец Тирасполя, из дворян, зовут меня Василий Антонович Зеконий. В девятнадцатом году служил в офицерском батальоне Дроздовского полка. Потом перебрался в Польшу, через пять лет в Германию. Там я был завербован Пуллуем, которого знал еще по России, а затем по заданию незадолго до войны перебрался в Николаев, откуда добрался до Люберец.

— Твое задание?

— Велено было осесть здесь, на явочной квартире.

Тимофей Романцев поднялся. Его окружали примолкшие бойцы. Немного в сторонке сосредоточенно курил старшина. Двое оперативников, разбив небольшие комнаты на квадраты, проводили обыск. Подступив к шкафу с книгами, тщательно проверяли каждый лист.

— Тут, значит, остался, — хмыкнул Романцев. — И ты ни с кем никогда не встречался?

— Нет… Сказали, жди, к тебе придут.

Оперативники откинули ковер, под которым была небольшая дверца с кольцом, и подошедший старшина потянул за кольцо.

Из подвала дохнуло застоявшейся сыростью.

— Посмотри, что там, — сказал он красноармейцу, стоявшему рядом.

Подсвечивая лестницу фонариком, тот спустился вниз.

— Товарищ старший лейтенант, — прозвучал через минуту из глубины подвала молодой голос. — Тут взрывчатка!

Тимофей быстро спустился вслед за ним. В углу подвала в обыкновенном металлическом тазу были аккуратно уложены куски тола, в каждом из которых отверстие для вворачивания запала.