Стыдно обвинять маму взрослой почти тридцатилетней женщине. Которая женщиной, к слову сказать, стала всего три года назад. В этом тоже мама виновата?

Конечно, нет. Уля наклонила голову в другую сторону.

Вспомнилось любимое выражение бабушки: «Север маленьких не рождает». Улины корни уходили глубоко в русский север, куда-то под Архангельск, к поморам. Но почему-то это правило — про то, что Север маленьких не рождает — в полной мере решило проявить себя именно в Уле. Которая и жила-то уже не на Севере, и только помнила смутно крепкий деревянный дом в деревне, куда ее привозили как-то раз или два, и вкус чая с брусничным листом, медом и клюквой, и пироги тоже с брусникой.

А так — и мама Ули выросла уже в городе, и сама Уля. И на маме правило это почему-то не сработало. А вот на Ульяне — здравствуйте, пожалуйста.

Север помнит, мать его!

Нет, Уле досталось и кое-что, что ей в себе безоговорочно нравилось. Например, Уля была натуральной блондинкой. Не белесой, а блондинкой, с густыми, красивого пшеничного оттенка волосами. И глаза голубые к ним прилагаются. А еще Уле досталось настоящего северного здоровья — ее не брали ни гриппы, ни простуды, и в детстве Уля даже расстраивалась — все одноклассники по несколько раз в году прогуливают занятия из-за болезни, а она, как проклятая, ходит в школу. Только став взрослой, Уля оценила, какое это преимущество. И как ей в этом повезло.

Но в наборе прилагалась фигура, которая была весьма далека от модельных девяносто-шестьдесят-девяносто и, что самое грустное, никогда бы, ни при каких обстоятельствах, к этим параметрам не приблизилась. Ну не рождает Север, так его растак, маленьких! А рождает девушек ростом сто семьдесят пять и весом под восемьдесят килограмм. Самое ужасное заключалось в том, что Уля совершенно не могла соблюдать никакие диеты. Она пыталась. С силой воли и упорством у Ули был полный порядок.

И когда она прямо в туалете, встав с унитаза, хлопнулась в обморок и разбила себе лоб о дверь, мама сказала: «Хватит!». А еще мама сказала, что Уля не толстая.

— Угу, я не толстая, у меня просто кость широкая, — пробормотала Ульяна, прижимая к разбитому лбу марлевую салфетку с антисептическим раствором.

— Это называется — стать! — отрезала тогда Екатерина Дмитриевна. — Ты станешь старше и поймешь, что настоящие мужчины ценят статных женщин!

Уля стала взрослой. Поняла, что мужчин ценят тонкие талии, длинные ноги и силиконовую грудь мячиком.

У Ули в целом грудь была тоже мячиком. Хоть тут природа не поиздевалась, и хоть и наградила Улю бюстом третьего размера — но, по крайней мере, он был круглый и упругий — это третий размер.

У Ули вообще все было круглое и упругое. И немаленькое, потому что Север, сука, он такой. Статных женщин производит. В промышленных масштабах.

Только вот взрослая Уля так и не встретила на своем пути тех самых настоящих мужчин, про которых говорила мама. Хотя бы одного такого. Который оценит настоящую статную женщину, рожденную любителем крупных форм Севером Церетели.

Ну и черт с ними. Зато Уля встретила людей, которые ценят ее мозги. И платят за это деньги. А это, наверное, важнее.

Уля вздохнула и пошла на кухню ставить чайник.

***

Двоюродная тетка матери, а для Ульяны, получается, двоюродная бабушка, Настасья Капитоновна, жила, слава богу, не на севере. В средней, среднее не бывает, полосе. И добраться до ее места жительства у Ульяны получилось безо всяких проблем: сначала на поезде, а потом на рейсовом автобусе. А там, от автобусной остановки, до дома Настасьи Капитоновны примерно полкилометра, если верить навигатору в телефоне.

Машину Ульяна не водила. Попытка сдать на права была настолько неудачной, что Уля решила, что это не ее, и собственным автомобилем так и не обзавелась.