Потом
снова сунул лапу в дыру и оторвал еще один лоскут переливающегося серого
шелка.
Об этом чудовищном леопарде ходили легенды. Кое-кто даже верил в его
существование. Теперь же Никколо мог убедиться - такой зверь и впрямь
существует. По крайней мере здесь - в Богом проклятой языческой пустоши,
за Великой стеной в 10000 ли. Несомненно, в "Бестиарий" должна быть
вписана еще одна глава - об этом страшилище. И непременно следует обсудить
с каким-нибудь ученым схоластом его место в христианской религии. Когда?
Когда-нибудь.
Когда-нибудь. Там, в благословенной и безумно далекой христианской
стране. Дома, сидя на удобной кушетке, в окружении родных и знакомых. И
никуда не спеша. Наслаждаясь столь дорогой ценой купленным покоем.
Когда-нибудь - дома, в родной, пахнущей морем Венеции. Там, где дом -
отделанное розовым мрамором Палаццо ди Поло с четырьмя черными скворцами
на гербе, невдалеке от Словенской набережной Большого канала, на меньшем
канале Словенских послов. Быть может, и не стоило Никколо Поло и его не
чуждому разнообразных услад младшему брату Маффео соваться дальше Словении
- страны вполне христианской. И страны богатой. Но чем? Солью, к примеру,
черносливом, лесом, медом, пенькой, воском и прочим не особенно ходким
товаром, что требует множества кораблей для перевозки.
Порой торговля то разгоралась, то тлела на улице Ювелиров, в стороне от
Биржи, - на улице, где встречались венецианские купцы, банкиры и
ювелиры... ("Что новенького на Бирже? Пенька дорожает. Воск дешевеет.
Чернослив - как и был. Воск сильно дешевеет. Пенька не очень-то и
дорожает...") Порой игра даже не стоила свеч.
А тут: самоцветы!
При одной мысли о самоцветах - о драгоценных камнях, что носишь за
пазухой как целое состояние, - дыхание Никколо неизменно перехватывало.
Потом он задышал чаще и глубже. Гигантский пятнистый барс, похоже,
расслышал. И замер - перестал шастать взад-вперед. А мысли Никколо с
легкостью (на самом деле сложно было отвратить их от этого предмета)
обратились к некоему списку, почти литании, которая, правду сказать - хоть
Никколо и пришел бы в ужас, скажи ему кто-то правду, - утешала его куда
лучше любой молитвы.
"Десяток голкондских алмазов чистой воды - без малейших изъянов -
размером с хорошую словенскую сушеную сливу, из тех, что по полдуката за
центнер; ценою же сказанные алмазы - по сотне добрых коней каждый.
Двадцать один рубин из тех, что зовут "паучьими", - каждый размером со
сжатый кулачок крепкого младенца десяти дней от роду; ценою же сказанные
паучьи рубины...
Дважды по двадцать и еще десяток сапфиров из тех, что зовутся
"звездными", - с острова Церендиб, или, по-иному, Цейлон...
Сотня и еще десяток отборных коричневых жемчужин в полном блеске - с
архипелага Киноцефалов, или Песьеголовых, каждая размером с набухший сосок
дородной кормилицы. |