Так что я,
можно сказать, дитя верблюжьего кизяка. Говорят, отец мой был искателем
приключений из травянистых гуннских степей. Наверное, оттого я так высока
и рыжеволоса... Хотя кто знает? Как сироту меня еще озорной девчонкой
продали этой доброй труппе бродячих актеров. С ними я с тех пор и живу,
совершенствуя жалкие акробатические трюки, чтобы наполнить свою рисовую
чашку. - Тут она еле заметно поклонилась и протянула вперед гибкие руки -
словно эту чашку в них и держала.
- Так значит, тебе знакомо, каково не иметь постоянного пристанища? -
спросил Марко, не сводя с девушки разгоревшихся от вина глаз. - Каково не
принадлежать ни Европе, ни Катаю... всегда быть чужаком, сторонним
наблюдателем... каково глядеть через деревянные решетки на теплый свет
ламп в чужих домах - не имея ни собственного дома, ни собственной семьи?
- Да, хорошо знакомо, - просто ответила девушка. И тут, к удивлению
Марко, две слезинки из ее раскосых черных глаз покатились по белоснежной
коже щек.
Марко протянул руку, чтобы стереть эти слезинки, - и девушка сжала его
загорелую ладонь своими маленькими пальчиками, увенчанными персикового
цвета ногтями. Рука ее была прохладной и шелковистой. Такими же показались
Марко и ее ароматные губы, когда он наклонился их поцеловать. Потом еще
поцелуй - уже более страстный. И еще - пока жар от вина все нарастал и пел
свою зазывную песнь. И еще - когда Марко заметил, что печаль девушки
испаряется, а в глазах проглядывает ответное чувство. И еще - когда это
чувство уже всецело овладело ими обоими...
Марко бывал со множеством женщин - самых разных народностей, во многих
странах. Но ни одна из них так ему не подходила - не предчувствовала
каждого движения его тела и души. Впрочем, и Си-шэнь, или Змеиная Грация,
тоже бывала со многими мужчинами, ибо бродячей актрисе всегда приходится
откликаться на первый же зов мужчины, играть для него и под сценическим
занавесом, и в постели. Но Марко тем не менее почувствовал ее
пробуждающуюся привязанность...
Как-то раз, когда они с великим ханом кормили того древнего карпа в
окольцованном ивами пруду Великого Уединения в императорском парке,
Хубилай сказал Марко:
- Ты, По-ло, сильный юноша. Да и твои отец и дядя, хоть и немолоды, все
еще крепки и обладают прекрасным здоровьем. Каждый из вас вполне может
иметь жену и давать ей все, в чем только может нуждаться женщина. Разве не
так?
- Так, о повелитель.
- Но до сих пор никто из вас так и не упомянул о своей жене. Неужели
никто из вас не женат?
- Никто, о повелитель, - ответил тогда Марко. - Мой отец был женат на
моей матери в Венеции, но она умерла, когда я был еще совсем мал.
- Н-да, вот жалость. Моя мать тоже давно лежит под погребальным
курганом.
Последовало молчание, а потом великий хан в очередной раз умышленно
сменил настроение...
- Вздор! - вскричал Хубилай, и на его широкой багровой физиономии
появилось знакомое Марко лукавое выражение. |