Когда Дэнди станет президентом, они с Пиппой поженятся. Как принц Чарльз и леди Ди. А впереди — второй, и третий, и четвертый срок президентских полномочий. Иначе и быть не может. А затем монархия, наследование престола.

Мысль о провале никому и в голову не приходила; никому, кроме Дэнди.

Теперь уже их торопил Максуэйн.

— Отправляйтесь, черт подери, за океан, — сказал он, — узнайте, что там происходит. Слишком много народа получают жалованье за то, что плюют в потолок там, да и здесь, если на то пошло.

Пит и Джо отправились. На этот раз им позволили лететь на «Конкорде», поскольку главное сейчас, сказал Максуэйн, — время. Они были довольны. Их оружие, зарегистрированное и проверенное службой безопасности, путешествовало отдельно, в багажном отсеке, отчего они чувствовали себя странно, словно были голыми.

29

Слышите? Зашуршала во тьме листва, треснула ветка. Что-то крадется там, в лесу. Ну конечно же, саблезубый тигр. У входа в пещеру догорает костер. В золе дремлют, сгрудившись, дети, увечные, грязные, дикие. Женщины жмутся друг к другу, со страха что-то невнятно лопоча. Где мужчины?

— Я вам скажу, где мужчины, — говорит Хилари. — Все они спят мертвецким сном, нажравшись бетеля, или награждают друг друга кусочками камня за храбрость в битве с мамонтом, или в соседней пещере убивают чужих женщин и детей.

— Послушай, — говорит Оливер. — Я мужчина. Я не убиваю женщин и детей.

— Все они там, кроме одного или двух, — не очень любезно заключает Хилари, — слишком изнемогших от любви или вожделения, чтобы присоединиться к общей своре.

Топ, топ. Опасность приближается. Настоящая опасность. Это не игра — рука поверх руки, — в которую любят играть дети перед камином: моя рука, твоя рука, все быстрей и быстрей, мужчины и женщины, твое очко, мое очко. Снаружи темно и холодно, так холодно, что можно замерзнуть до смерти. Руки мужчин больше, сильнее.

Хрусть! Твой палец сломан.

— Интересно, что делали пещерные женщины, когда у них наступали месячные, — говорит Дженифер. — Прости за такую менструальную тему, Оливер.

— Нашла за что извиняться, — в ярости восклицает Хилари. — Неуместная скромность! Чего тут стыдиться?

— Ничего они не делали, — говорит Хоуп. — То же, что делают женщины в нашей стране, если сидят в карцере в тюрьме или в сумасшедшем доме. Просто заливают все кровью. На тебе жесткая парусиновая хламида, нижнего белья нет. Ты находишься в камере двадцать четыре часа в сутки. В ней нет ничего, кроме тебя и унитаза без крышки. Туалетной бумаги тоже нет. Три раза в день в отверстие в двери тебе пихают миску с едой. Раз в неделю тебя выводят мыться. Если из тебя начало лить между банными днями, тем хуже: Никто об этом не знает, одна ты. Будешь бить и колотить в дверь — тебя только продержат там дольше. Вот и делаешь то же, что пещерная женщина. Заливаешь кровью ноги, заливаешь кровью пол.

Все удивленно повернулись к Хоуп. Она улыбается своей ослепительной улыбкой, издает беззаботный смешок.

— Я была в таком заведении, — говорит она. — В пятнадцать лет у меня появились странности. Я стала воровать и заговаривать на улице с мужчинами. Меня взяли под стражу, я сделала попытку убежать, перебралась через одну-две стены, нанесла один-два удара; прошло полгода прежде, чем родителям удалось вызволить меня. Шесть недель я провела в карцере. Мне повезло, за это время месячные были у меня два раза.