Но из осторожности он все-таки подробно осмотрел всю мансарду. Подергал дверь — с виду крепкую и с хорошим засовом. В каморке было маленькое окошко. Жеан открыл его и выглянул наружу:

— Так… Три высоких этажа, внизу сад… Вон там, слева, каменная стена… пожалуй, близковато от нее до окна… Что ж, с этой стороны опасаться, кажется, нечего. Сегодня я здесь переночую, но завтра же съеду — и черт меня побери, если нога моя еще ступит в эту развалюху!

Все казалось ему подозрительным: и дом, и старуха, и ее объяснения, ничего не объяснившие… Он был недоволен, что так разволновался, ругал себя за это — но ничего не помогало: на душе было по-прежнему тяжело.

Жеан, не раздеваясь, закутался в плащ, улегся на постель, держа под рукой обнаженную шпагу, задул свечу и сказал сам себе:

— Давай спать!

Но как ни старался, он не мог уснуть от тревоги. Так он и лежал, сжав рукой эфес рапиры, вглядываясь в темноту и прислушиваясь…

Но вот тишина и спокойствие летней ночи мало-помалу успокоили его, убаюкали — и он забылся сном.

Среди ночи Жеан внезапно проснулся. Тьма стояла непроглядная; в горле першило от какого-то удушливого запаха. Жеан открыл глаза, и словно тысячи иголок сразу впились в них; он тотчас опять закрыл их и прислушался. Повсюду слышался какой-то странный зловещий треск; внизу что-то непрестанно гудело — все громче с каждой минутой.

Жеан не спал — но происходящее показалось ему так странно, что он проворчал про себя:

— Какой страшный сон, провались все к дьяволу! Почему-то нечем дышать! Ну-ка, черт подери, просыпайся, слышишь?

Удушье (Жеан думал, что это кошмар его мучит) становилось все сильнее: он уже не дышал, «а судорожно хрипел: пот лил с него градом. Невыносимая жара лишала юношу последних сил.

«Проснусь я, наконец, или нет?» — в отчаянии думал он.

Вдруг комнатушку осветило ослепительное сияние — и оно же словно осветило и разум Жеана. Юноша понял; это не кошмар, а страшная действительность.

Он мигом, как по волшебству, очнулся и резко вскочил:

— Пожар!

Пожар действительно бушевал вовсю: он начался, должно быть, несколько часов тому назад. Перед лицом явной, зримой опасности Жеан вновь обрел хладнокровие, унаследованное от отца.

Первым делом он бросился к окну — оно было открыто настежь: то ли Жеан забыл закрыть его, то ли стекло вылетело, расколовшись от жара. Через окно волнами выплывали густые клубы черного дыма.

Жеан сообразил: так это дым, наполнявший комнату, неприметно душил его, а удушье сковало, как в кошмаре, все его члены! Но через окно дым понемногу выходил, воздух в комнате очищался — и Жеан теперь мог дышать. Он не задохнется.

Но вот как избежать смерти в огне?

Языки пламени уже со всех сторон пробивались в мансарду. Не теряя времени на раздумья, Жеан ловко вскочил на подоконник, выглянул и невольно отпрянул:

— Тут я шею сверну!

Однако выбора у него не было: или прыгать, рискуя и впрямь сломать себе шею, или не прыгать, и тогда… тогда пропасть наверняка.

Жеан решился быстро: конечно, прыгать, дьявол побери! Он машинально поглядел на каменную стену в саду — и его осенило. Прежде ему казалось, что стена слишком близко к окну, теперь же — что она чертовски далеко. Вот если бы в прыжке долететь до нее!

Жеан перемахнул через окно и повис на руках. Камень обжигал ему пальцы — он не чуял этого. Снизу подошвы ему лизало пламя — теплое, ласковое, словно говорившее: «Не бойся, я тебя не обижу!» Жеан и его не замечал.

Он раскачался, как маятник, методично рассчитывая прыжок, и — отпустил подоконник.

И вот он уже на стене.