Квенион дождалась, пока принц закончит с ужином, прежде чем сообщила новость. Девушка слишком хорошо изучила его характер, поэтому от нее не укрылось, что известие заставило Намойю отвлечься от своих мыслей.

— С запада?… Ты уверена?

— Да, ваше высочество. Двухмачтовый…

— Так это военный корабль или торговый?

— Не могу сказать, но в любом случае он везет новости.

Квенион не знала, какой реакции следовало ожидать от Намойи, но уж точно не того спокойного равнодушия, которое он выражал всем своим видом. В какой-то мере она разозлились на господина: ей казалось несправедливым продолжать тащить столь тяжкий груз ответственности одной, без всякой помощи с его стороны. Именно поэтому он — Кевлерен, напомнила себе Избранная, а она — никто.

Дождавшись, пока Намойя поест, Квенион собрала посуду и поставила ее на поднос, чтобы отнести в кухню.

Кевлерен придержал девушку за запястье.

— Ты не должна бояться завтрашнего дня, — мягко сказал он. — Никто из нас не в силах изменить то, что готовит судьба. Не забывай, что ты — Избранная.

Квенион вспыхнула от счастья. Пусть по-своему, но Намойя напоминал ей, что она любима и уважаема.

— Я никогда этого не забуду, ваше высочество, — ответила девушка.

Кевлерен не убрал ладонь сразу, и Квенион почувствовала себя крайне неловко в согнутом положении с подносом в руке. Она заметила, как принц улыбнулся: это было столь же необычно, как поющая птичка в зимнем Беферене. Краска залила руки и шею девушки.

В ту ночь, засыпая, она подумала: а есть ли на свете что-то более чистое, чем любовь?…

* * *

Тысяцкий Велан Лаймок прежде бывал в море, но ни разу путешествие не продолжалось столь длительное время.

Долгое пребывание на корабле повлекло за собой трудности, о которых он даже и не подозревал. Это, например, касалось поддержания личной гигиены и попыток хоть как-то уединиться среди огромного количества дурно пахнущих матросов. Лаймок никогда не помышлял о карьере на флоте, не понимая его традиций и заносчивого поведения моряков по отношению к сухопутным, коим он сам являлся. Являясь до невыносимости честным человеком, несостоявшийся губернатор Геймвальда признался себе, что ему больше нравилось выказывать снобизм самому, чем терпеть его от других. Этот порок был свойствен людям его типа — то есть тем, кто работал, сражался или учился ради того, чтобы подняться из безызвестности.

В Ривальде, равно как и в Хамилае, армия была самым быстрым, но не самым безопасным способом продвижения по карьерной лестнице — от самых низов до высшего общества. Оказавшись на вершине, новички яростно защищали свои интересы и привилегии. Как ни крути, снобизм и любовь к традициям только ради самих традиций — отличительные черты выскочек…

Продвижение Велана вверх было плавным, но стоило немало. Он дважды получал ранения в столкновениях с хамилайскими войсками на границе; тяжким грузом давила на плечи вина по поводу оставленной в бедности семье. Лаймок всегда ненавидел быть среди изгоев и предпринимал всяческие попытки проникнуть в круг богатых и могущественных. Теперь, будучи тысяцким и новым членом республиканского Комитета безопасности, он вдруг обнаружил, что есть еще круги внутри кругов. Велан почувствовал себя еще большим аутсайдером, чем раньше.

А теперь вдобавок ко всему он оказался еще и изгоем на маленькой, обшитой деревом планете, которая не давала поблажек никому.