– А что насчет Кемпа?

– Я встречался с ним, но это были непродолжительные встречи.

– И что?

– Как можно дать оценку человеку, у которого столько денег и власти? – пожал плечами Кэлли. – Слова, которыми мы обычно пользуемся, здесь просто неприменимы. У них свой собственный мир.

Он вспомнил напряженное молчание в телефоне, потом голос Нины и голос Кемпа: страх и принуждение. Он видел лицо Нины, бледное и вопросительное. Он видел ее в одолженной им на время квартире, слышал, как она говорила о том, чему не суждено было произойти.

Рука Элен слабела в его руке. Периоды сна теперь удлинились. Раны ослабили ее. Одна из пуль Джексона вырвала кусочек ткани из ее предплечья. Там теперь навсегда останется впадина, испещренная рубцами, словно отметка от какой-то гигантской прививки. При падении она сломала лодыжку, руку и пару ребер. Врачи ожидали, что будет больше повреждений. Они считали, что ей повезло. Элен трудно было согласиться с ними в этом.

Кэлли наблюдал за ней, пока она дремала. То, что произошло между ним и Ниной, было сном, который начал казаться ему все более реальным, все больше угнетал его. Этот сон был тогда, а сейчас он словно бы проснулся и обнаружил вокруг постели самые ужасные видения того кошмара. В Аризоне Нина была заложницей, чем-то вроде предмета торга, разменной монетой. Теперь же она настаивала на том, чтобы быть самой собой. Он понимал, что должен найти способ оградить от нее себя и Элен.

Элен наклонилась вперед, чтобы он мог поправить ей подушки. Она проснулась еще не до конца и поэтому сказала:

– Не поддержат тебя, их там нет... – И после этих слов смущенно посмотрела на него.

Кэлли опустил ее на подушки и погладил по голове. Было известно, что рана от пули и сломанные кости уже начали заживать, и она была подключена к приборам главным образом по причине сотрясения мозга, полученного при падении.

И каждый раз, когда она засыпала, ей снилось падение, вершина утеса, чайки, свежий воздух, и это было так близко и непреодолимо, как видение.

«Ненавижу, когда ты уходишь».

На большой скорости к больнице подъехала машина «Скорой помощи», привезя кого-то, кто и не подозревал, когда начинался этот день, что окажется здесь.

– Что я прихожу сюда каждый день. Взял недельный отпуск.

– Ты хочешь, чтобы я ради тебя лгала, если кто-то спросит меня?

– Что ж, это мысль.

– Может быть, было бы лучше... – Она покачала головой.

– После этого мы с тобой уедем. – Он поднял руку, словно определяя направление, в котором они могут уехать. – Я собираюсь сделать то, что сказал. Подыщу себе какое-нибудь другое занятие.

– Нейрохирург, – предложила она. – Или верхолаз.

– Куда ты хотела бы поехать?

Вместо ответа она сказала:

– Если ты собираешься остановиться, почему бы не остановиться прямо сейчас? – Ее последняя попытка удержать его рядом, несмотря на инстинкт, говоривший: защити меня от него, охрани меня, сделай это наверняка.

– Я должен идти, – сказал он. – Мы знаем это, оба знаем.

– Оба... – Она медленно кивнула. – Это что же, ты и я или ты и он?

– Я увижу тебя завтра утром? – спросила она.

– К тому времени я уже уеду.

Она представила, как он едет на юг, словно он уже был в пути.

– Так куда мы поедем? – спросил он. – После этого. Куда ты хотела бы поехать?

Она вспомнила первый год их женитьбы, каким маленьким тогда казался мир, каким уютным.