А они разбираться будут не меньше недели. Поэтому Поспелов сходил пешочком в разведку, посмотрел, как милиционеры делают подворный обход, и, улучив момент, перегнал и оставил возле сельсовета машину — спрячь в лесу, так арестуют и будешь потом выбираться на своих двоих.

Окольным путем он подошел к домику Рема и затаился в высокой лебеде за изгородью. Кажется, все было тихо, дверь на замке, окна целы. Заремба, насколько мог, отвел подозрения от агента и корзину с бельем убрал с берега, а так мало ли куда могла уехать завклубом? Поспелов надеялся, что, отправляясь на реку взглянуть на коммивояжера, Рем оставит в тайнике какой-нибудь знак, информацию для него, однако было не известно, как здесь разворачиваются события, и вполне возможно, что в доме уже организована милицейская засада. Оглядевшись, Поспелов подобрался к окну, прислушался: помнится, у Рема всегда скрипели половицы, и всякий шаг сейчас бы выдал присутствие в доме людей — открытая форточка затянута марлей. Просидел на корточках минут сорок — ни звука, заглянул в нижний глазок: занавески оказались не задернутыми. Рем уходила еще засветло… Пусто, и все вещи на месте, без всяких следов обыска.

Однако с повышенной осторожностью оц забрался в сарай, оттуда на чердак знакомым потайным ходом. В доме никто из посторонних не бывал, чистота, холостяцкий порядок… Георгий вскрыл тайник, устроенный между двойными стенками тумбочки под умывальником: портативная радиостанция, пистолет ПСМ без номера, отдельно — документы, удостоверение сотрудника службы безопасности и даже офицерский жетон.

Все упаковано в пластик, чтобы не промокло случайно, и уложено аккуратно, без спешки. Ни здесь, ни на столах не было никакой информации, а могла бы черкнуть пару слов: все-таки была объявлена «Гроза» и никакая самодеятельность не допускалась.

Обследуя кухню, он неожиданно ощутил тепло, исходящее из газовой плитки.

Чайник оказался теплым! И на разделочном столике небрежно вскрытый пакет с индийским кофе…

Бесшумно передвигаться по дому было невозможно, хотя Поспелов старался наступать на половицы поближе к стенам. Спрятаться было можно лишь в подполе.

Он оглядел пол на кухне, стянул коврик у входа, затем перебрался в комнату, застеленную домотканными дорожками.

— Рем, это я, — негромко сказал он. — Не бойся…

И в тот же миг услышал под полом сдавленный плач и стремительный шорох.

Люк оказался под кроватью, стоящей за печью.

— Георгий! — жалобно позвала Рем, приоткрыв крышку до уровня глаз.

Он помог ей выбраться из подпола, грациозная Рем вдруг стала неуклюжей и жалкой, беспомощно елозила на локтях и коленках под кроватью.

— Пришел! Слава Богу! Только не бросай меня, не бросай. Я боюсь… Я так тебя ждала, так ждала!

— Ну, не реви, — пытался успокоить он, вытирая слезы с лица. — Все нормально, все хорошо…

— Услышала — кто-то ходит под окном…

— Это я был, — признался он, хотя под окнами не ходил, а сидел, как мышь. — Ну, рассказывай, что с тобой стряслось? Давно ты в подполье ушла?

— Тихо! — страшась, предупредила она. — В окна могут увидеть! А шторы задергивать нельзя! Увидят и сразу придут! Милиция кругом!

— Никого не пущу, — заверил Поспелов. — Я же рядом, ты теперь под моей защитой.

Только давай без… истерик. Рассказывай все по порядку. Я должен знать.

— Сейчас… Дай мне воды. Это я от радости.

Он принес кружку с водой, напоил ее, как ребенка.

— Ты получила сигнал «Гроза»?

— Получила… Но на берегу оказался «джип», и какие-то тюки в кабине.