— Это была мгновенная смерть, — рассказывала мне как-то Доркас. Мы с ней стояли у могилы, и она обрезала растущие там розы. — В каком-то смысле это было милосердно, ведь она могла до конца своих дней остаться калекой. Ей был всего двадцать один год. Это стало для нас ужасной трагедией.

— А почему она решила жить в Лондоне, Доркас? — спросила я тогда.

— Она собиралась там работать.

— Кем?

— Ну… гувернанткой, я полагаю.

— Ты полагаешь? Но точно не знаешь.

— Она жила у одной дальней родственницы.

— У какой именно?

— О Господи! Ну, что ты за дотошный ребенок! Это очень дальняя родственница. Мы потеряли с ней всякую связь. Лавиния гостила у нее, поэтому ехала из Плимута. А тут… эта ужасная катастрофа. Погибло много людей. Самое страшное крушение в истории Англии. Мы были убиты горем.

— Именно тогда вы решили взять меня на воспитание, чтобы я заменила вам Лавинию?

— Никто не сможет заменить ее, дорогая. У тебя есть здесь свое собственное место.

— Но это не место Лавинии? Я совсем не похожа на нее?

— Ни капельки.

— Она была тихой и нежной, я полагаю, и не болтала лишнего, не лезла с расспросами, не была импульсивной и не командовала окружающими… В общем, не вела себя так, как я?

— Нет, она была совсем не такой, как ты, Джудит. Но иногда она могла стать твердой, хотя и была нежной и покладистой.

— Значит, вы решили меня взять, потому что она погибла, а я осталась сиротой? Значит, я ваша родственница?

— Ну… какая-то кузина.

— Дальняя, как я понимаю. Кажется, все ваши кузины какие-то дальние.

— Просто мы узнали, что ты осиротела. В то время мы очень горевали. Мы решили, что это поможет нам и тебе, конечно, тоже.

— Значит, меня взяли из-за Лавинии?

Обдумав все это, я пришла к выводу, что Лавиния сильно повлияла на мою жизнь. Потом я подумала, что было бы со мной, если бы Лавиния решила ехать в Лондон не этим поездом.

В каменном холле дома священника было прохладно и темно. На столике стояла большая ваза с лавандой, златоцветом и розами. Несколько лепестков уже упали на каменные плиты холла. Дом был старым — почти таким же старым, как Кеверол-Корт. Построенный в начале правления Елизаветы, он служил жильем приходского священника на протяжении трехсот лет. Имена всех священников, живших в этом доме, были написаны на табличках в церкви. Комнаты большие — в некоторых даже были красивые деревянные панели, — но темные из-за маленьких окон с цветными стеклами. Здесь всегда было прохладно и стояла удивительная тишина — и это было особенно заметно в тот жаркий день.

Я поднялась в свою комнату. И первым делом принялась счищать землю с найденной металлической пластины. Я налила воду из кувшина в таз и как раз вытирала найденную пластину куском ткани, когда в дверь постучались.

— Войдите, — отозвалась я. В комнату вошли Доркас и Элисон. Они выглядели так торжественно, что я тотчас забыла о находке и всерьез всполошилась. — Что-то случилось?

— Мы услышали, как ты пришла, — сказала Элисон.

— О Боже! Я что, так шумела?

Они обменялись взглядами и улыбнулись друг другу.

— Мы просто прислушивались, — сказала Доркас.

Повисла тишина. Это было необычно.

— Все-таки, что случилось? — настаивала я.

— Нет, дорогая, ничего не случилось. Мы уже некоторое время собирались поговорить с тобой. А поскольку сегодня твой четырнадцатый день рождения, и это — своего рода, веха… мы решили, что время пришло.