— Если вы сегодня днем уезжаете, то я должен попрощаться с вами и пожелать счастливого пути, — сказал Джулиус.

Он уже немного оправился от смущения, которое вызвало неожиданное появление мисс Клаттербак, и снова обрел дар речи.

— Мне хотелось бы сказать вам одну вещь. Джулиус смущенно посмотрел на Жизель, однако не смог придумать, как помешать мисс Клаттербак продолжить.

— Когда я только приехала сюда, . — сказала она, — вы внушили мне надежды, хотя теперь я понимаю… что они были плодом моей… фантазии. Но вы хотя бы на короткое время позволили мне почувствовать себя… женщиной… такой же женщиной, как все другие… И за это я хотела бы вас поблагодарить.

— П-поб-благодарить? — заикаясь, переспросил Джулиус, который ожидал от брошенной невесты чего угодно, но только не благодарности.

Было очевидно, что он страшно смущен происходящим.

— Да, поблагодарить, — подтвердила Эмили Клаттербак. — Я в жизни почти не знала счастья, но в течение этого последнего месяца я была счастлива. Хотя я понимаю, что с моей стороны глупо было ожидать… чего-то большего, но у меня хотя бы… останутся воспоминания… Воспоминания о вас, мистер Линд, и о всех тех чудесных словах, которые вы мне говорили.

При этих словах в ее голосе ясно послышались рыдания. Наклонив голову в безвкусной шляпке с массой перьев, она повернулась и заторопилась прочь.

Несколько секунд Джулиус озадаченно смотрел ей вслед, а потом повернулся к Жизели и громким голосом возмущенно произнес:

— Ну, знаете! Не могу понять, как можно быть настолько нечуткой, настолько…

Жизель стремительно протянула руку и впилась пальцами в его предплечье.

— Идите за ней! — настойчиво проговорила она. — Идите за ней и скажите ей что-нибудь хорошее. Подарите ей хорошее воспоминание. Будьте добрым… по-настоящему добрым. Вам это ничего не будет стоить… но… для этой бедняжки… это будет так много!

Секунду ей казалось, что Джулиус откажется выполнить ее просьбу, но, встретившись с Жизелью взглядом, он, похоже, понял, насколько искренне она говорит, и, резко повернувшись, пошел следом за Эмили Клаттербак, которая успела уйти уже довольно далеко.

Глядя им вслед, Жизель увидела, что они остановились в тени одного из деревьев, которыми была обсажена ведущая к бювету аллея. Почувствовав, что ей не следует наблюдать за столь интимной сценой, она пошла отнести свой стакан к источнику.

Ставя стакан, девушка заметила, что у нее дрожит рука, и почувствовала, что это вызвано не только тем, что ее глубоко тронула бедная Эмили Клаттербак: она ощутила, что ненавидит Джулиуса и притом настолько сильно, что сама изумилась этому.

А к сильнейшей ненависти примешивалось презрение.

Как мог мужчина — любой мужчина — так вести себя с этой бедной уродиной, которая была не виновата в собственной непривлекательности и испытывала такие же чувства, что и любая другая женщина?!

Жизель легко могла себе представить, что Джулиус, красивый и элегантный, член такого аристократического семейства, показался мисс Клаттербак при первом своем появлении метеором, осветившим тусклый небосклон ее жизни. Конечно, она приехала в Челтнем в надежде, что те уверения в его искреннем интересе и симпатии, которые она от него слышала, приведут к реальному предложению вступить с ним в брак. Жизель рисовала себе картину, как бедняжка думала о нем целые дни, а ночами видела его во сне.

Конечно, тем людям, которые не имели возможности сравнить Джулиуса Линда с графом Линдерстом или, если уж на то пошло, с Генри Сомеркотом или полковником Беркли, этот молодой человек должен был казаться весьма привлекательным.