— Почему это? — поинтересовался граф.
— Потому что по пьесе я — аристократ, обольщающий невинную девушку, убеждаю ее играть в театре, несмотря на запрет отца. Ее отец — священник.
Он рассмеялся.
— Получается довольно забавно. В течение первого акта священник все время высказывается против кровопролития и проповедует христианское всепрощение, каким бы сильным ни было оскорбление. А в конце второго действия он мстит аристократу-обольстителю за поруганную честь дочери, убивая его выстрелом из пистолета, когда тот сидит в театральной ложе!
— Звучит весьма оригинально, — не без сарказма заметил граф. — Это вы придумали столь впечатляющий сюжет?
— Пьесу написал один мой молодой протеже, — ответил полковник, не замечая иронии, — но должен признаться, что я прибавил в сюжет несколько поворотов, до которых тот никогда бы не додумался!
Граф засмеялся.
— Ваша беда, Фиц, в том, что вы все хотите делать сам. Вы хотите быть и автором пьесы, и ее постановщиком, и режиссером, и исполнителем главной роли… Я еще удивляюсь, что вы не пожелали дирижировать оркестром!
— Дорогой мой Тальбот, — отозвался полковник, — жизнь научила меня одной вещи: если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, его надо делать самому! И сегодня вам предстоит увидеть, на что я способен. Театр будет набит до отказа! Все билеты проданы, так что, пожалуйста, не оставьте ложу пустой: это будет бросаться в глаза, словно только что выпавший зуб.
— Поскольку я — ваш гость и глубоко благодарен вам за то, что вы убедили меня приехать в Челтнем, — сказал граф, — я никак не могу ответить ничего, кроме «спасибо».
— Достойный ответ! — улыбнулся полковник. — А теперь я предоставлю вам и вашей прелестной сиделке спокойно заканчивать завтрак.
Он встал из-за стола и, глядя на Жизель, добавил:
— С нетерпением буду ждать того дня, когда Жизель будет исполнять роль в одной из моих постановок. Когда это произойдет, вы тоже обязательно должны приехать и сесть в ложу у сцены!
Граф изумленно посмотрел на него, но прежде чем он успел что-то сказать в ответ на это заявление, оказавшееся для него полной неожиданностью, полковник вышел из комнаты. Они услышали, как он громко отдает в коридоре какие-то распоряжения прислуге.
— Что полковник Беркли имел в виду? — осведомился граф.
Жизель была явно смущена.
— Вчера вечером… на открытии новой ассамблеи… он сказал… что, поскольку я так удачно сыграла эту роль… он хотел бы, чтобы в будущем я играла у него в труппе, милорд.
Ей с огромным трудом дались эти слова, особенно когда она поймала на себе пристальный взгляд графа.
— Он предложил тебе такое? — воскликнул он. — Почему ты мне не сказала?
— Я… я считала… что полковник пошутил. Граф сердито сжал губы.
— Обычно он относится к своим спектаклям очень серьезно, — сказал он. — Получается так, что он предложил тебе работу после того, как ты перестанешь служить у меня.
— Д-да, ваша милость. — Тебе не пришло в голову, что у него могли быть иные причины предложить тебе это?
Наступило молчание, и несколько мгновений графу казалось, что Жизель не поняла его вопроса, но потом он заметил, что ее щеки залил яркий румянец.
Она отвела глаза и стала смотреть в окно, насад.
— По крайней мере, ты это подозреваешь, — сухо проговорил граф.
— Я… не могла поверить, что он… действительно имел в виду подобное, — прошептала она. |