— Что ты, с ума сошла? Не раздражай Скифку! Вспомни, какая сегодня ночь.

Тер-Дуярова, подкравшись к постели Ники Баян, шепнула:

— Ну что, душа моя, пойдем мы нынче в "Долину вздохов"? Княжна и Мара ждут вас там, наверное.

— Ах, до княжны ли нынче, Шарадзе, — засмеялась Ника, вспыхивая и краснея до ушей.

— Ну, вот еще, а я, как нарочно, новую загадку вспомнила. Хотела Маре нести. Теперь не придется, — вздыхает армянка.

— Хорошо, нам загадаешь, — снисходительно разрешила Ника и, немного повысив голос, бросила обращаясь ко всем остальным.

— Mesdames! Приготовьтесь: Шарадзе новую шараду сейчас задаст.

Мгновенно все становятся около постели Ники, на краю которой торжественно устраивается Тамара, заранее смакующая прелесть своей шарады. Пылающими глазами она обводит сомкнувшийся вокруг нее круг одноклассниц.

— Что это, душа моя, скажи: менее восьми, больше шести, ходит туда-сюда. Очень прилично.

В слове «прилычно» Тамара произносит «и» как «ы», как всегда, когда немного волнуется. Кто-то фыркает.

— Ну?

— Mesdames, наша Шарадзе, "душа моя", в математику пустилась. Так цифрами и сеет! — хохочет Ника.

— А ты не смейся, а скажи. Смеяться каждый может, а решить не каждый может, — говорит армянка.

— Глупость какая-то, — решает Золотая Рыбка и смеется своим стеклянным смешком.

— Сама-то ты глупость. И твой аквариум глупость, — неожиданно вспыхивает Тамара. — Не угадываете? Так вот вам — трамвай.

— Как трамвай? Почему трамвай — звучат удивленные возгласы.

— Ну да, трамвай номер семь, душа моя. Ведь по-русски говорила: поменьше восьми, побольше шести, ходит туда-сюда. Очень прилично. Трамвай номер семь и есть.

— Ха! Ха! Ха!

Все хохочут, все, кроме Камилавки, которая считает и смех ересью, грехом.

— Mesdames, тише. Скифка из конуры своей выползет сейчас.

Действительно, легкая на помине Августа Христиановна стоит на пороге своей комнаты, хлопает в ладоши и кричит:

— Спать, дети, спать!

В один миг все разбегаются по своим постелям. Дежурная щелкает выключателем, и лампочки гаснут, за исключением одной. Дортуар погружается в приятную для глаз полутьму. Теперь фрейлейн Брунс тенью скользит по «промежуткам», то есть по дорожкам — интервалам, образовавшимся между тремя рядами кроватей.

— Сегодня улеглись без шума. Слава Богу! — говорит сама себе Скифка, заранее мечтающая о теплой постели и завтрашнем свободном от дежурства дне.

Только что-то чересчур уж долго молится Малиновская, стоя на коленях в своем «переулке», и подозрительно шепчется влюбленная парочка — Чернова и Веселовская, — не замышляют ли чего-нибудь на ее счет? От этой Черновой, как и от Баян, всего ожидать можно, обе — «буянки», обе — «сорвиголовы» и «разбойницы», обе из "отпетых", — томится бедная фрейлейн Брунс.

— Чернова, молчать! Не шептаться! И ты, Баян, спать! — раздается ее окрик в полутемном дортуаре.

— Ай! — взвизгивает Золотая Рыбка. — Кто это кричит? Я заснула, а меня разбудили!

— Трамвай номер семь! — торжествующе подымает голос армянка.

— Ха-ха-ха! — забывшись, хохочет Ника.

— Баян! Сейчас же спать.

— Я сплю, — покорно соглашается Баян.