Возвращение в класс «кучкой», как это называлось на институтском языке, было немыслимо. Тогда Алеко, она же Шура Чернова, первая вошла в класс. Остальные оставались в коридоре за колоннами. Шура приблизилась к кафедре и произнесла с самым невинным видом:
— Фрейлейн, какая-то дама встретила меня в нижнем коридоре, когда я шла из лазарета, и просила вызвать вас.
Лицо Скифки вспыхивает от неожиданности. Даже ее клюквообразный носик покраснел. У нее почти нет знакомых. Ее редко вызывает кто-нибудь. И это известие так неожиданно, что мгновенно вытесняет все прочие мысли из головы Августы Христиановны. Она забывает даже сделать Черновой замечание за самовольную отлучку из класса. Лицо, похожее своим цветом на спелый помидор, теперь пылает. Маленькие глазки так и искрятся любопытством.
— Дама, ты говоришь? Меня спрашивает дама в нижнем коридоре?
— Дама в черном платье и в шляпе с серым пером, — неудержимо фантазирует черненький Алеко.
— Высокая? Маленького роста?
— Повыше меня и пониже вас.
— Странно, — произносит, волнуясь, Скифка, срывается с кафедры и исчезает за дверью.
Этого только и надо Черненькой Алеко. Спустяминуту Шура выскакивает следом за Скифкой и, стоя посреди коридора, машет платком. В тот же миг из-за колонн выскакивают любительницы подсушивания сухарей и влетают в классные двери. Еще миг — и Ника Баян на кафедре. Ее кудри трепещут, глаза искрятся, когда высоким голоском она звенит на весь класс:
— Mesdames, новость! К коридорной Стеше принесли ребенка в девичью, пятилетнюю племянницу из деревни. Девочку не позволят держать здесь. Надо придумать что-нибудь. Надо помочь Стеше. Бедняжка плачет. Денег нет, крова нет…
— И кюшать нечего, — с отчаянием добавляет Тамара, которая в минуту особенного душевного волнения произносит слова с акцентом, к немалому смеху подруг. Но сейчас это никому не смешно, никто не смеется.
— Молчи! — дружно шикают на нее одноклассницы.
— Чего молчи, когда кюшать нужно, — волнуется армянка, сверкая восточными глазами.
— Mesdames, — продолжает громко Ника и стучит по столу забытым Скифкой ключом, — Стеша приведет девочку нынче ровно в одиннадцать часов в дортуар, постараемся улечься "без бенефисов" сегодня. Пускай Скифка уползает скорее в свою конуру. Не правда ли, господа?
— Конечно, конечно! Бедная девочка. Как жаль, если не удастся ее пристроить.
— Как не удастся? Должно получиться.
— И устроим! И сделаем!
— Вне всякого сомнения!
— Разумеется!
— Понятно!
Неожиданно раздается звонок, призывающий к чаю и к вечерней молитве. Вслед за тем в класс как-то боком вползает Скифка. Лицо ее багрово пылает. Глаза прыгают и мечутся в узеньких щелках век.
— Чернова! — звучит ее трескучий голос. — Подойди сюда.
Черненькая Алеко выступает вперед.
— Стыдно так обманывать свою наставницу, позор! Где ты видела даму с серым пером и в черном платье?
Шуру Чернову душит смех и, лукаво опустив черные ресницы, она шепчет к полному изумлению классной дамы:
— На картинке.
— Как так?
Скифка так озадачена, что теряет способность задать более подробный вопрос шалунье.
— Фрейлейн, — смиренным голосом подхватывает Шура, — клянусь вам, я видела такую даму на картинке. Она мне показалась на вас похожей: те же глаза, те же волосы, нос.
— Словом, душка! — подхватывает шепотом Ника, дрожа от смеха.
— И с тех пор она мне является всюду: и в коридоре, и в классе. |