— Ну-ну, — мрачно прогудел он.
— И все? — В ее голосе веселая насмешка.
— Пойдем погуляем, — угрюмо предложил он.
— Я еще потанцую.
— С капитаном?
— С капитаном. Он великолепно танцует. Не то, что ты.
— Ты не пойдешь больше танцевать! — Степан схватил ее за руку.
— Это почему?
— Потому что я не хочу. — Он понимал, что говорит глупость, но уже не мог удержаться: — Я не хочу смотреть, как он обнимает тебя, а ты жмешься к нему, и все прячетесь по углам… Не могу!
— Если бы ты был моим мужем, я и тогда не позволила бы так разговаривать со мной и так думать обо мне. Но, к счастью, ты не муж. Пойди прогуляйся, освежись. А я потанцую. — Она отняла свою руку. — Я не твоя собственность и никогда ею не буду. Я принадлежу только себе.
В грудь Степана будто сунули горящую головню. Проводив Зою невидящим взглядом, он пошел прочь, спотыкаясь на ровном месте. Дошел до околицы, привалился спиной к сучковатой изгороди и долго стоял, терзая себя воображаемыми картинами Зоиной измены. Даже зубами скрипел от злости и душевной боли.
В центре села запела гармоника, послышались девичьи голоса. «Кончилось веселье», — решил он, и от этого ему стало еще хуже. Теперь капитан пойдет ее провожать…
Давно стихли голоса молодежи, а Степан все стоял у околицы.
Вдруг он сорвался с места и побежал к дому, где ночевали агитбригадовцы. Он не ошибся — Зои там не было. Степан постоял у порога, посмотрел на спящих ребят. Увидел баян, подхватил его и вышел. Выбрался за деревню. Свернул с дороги, набрел на тропу. Прошел по ней сотню шагов и очутился на обрывистом крутом берегу реки.
Присел на траву, поставил на колени баян, уперся в него подбородком, прислушался. Чуткое ухо сразу уловило множество звуков, и ему вспомнился разговор с Зоей в березовой роще. «Идет, гудет Зеленый шум…» И с чего это он взбеленился сегодня? Сам танцует, как медведь, и с другими потанцевать не дает. Такую девушку силой не удержишь. Она, как Нунча.
Степан жадно глотнул прохладный, пропахший рекой и травой воздух, вслушался в неясные голоса ночи. Уже не было ни обиды, ни раскаяния, только тихая и сладкая грусть. Парень расстегнул меха баяна, надел ремни, пробежал пальцами по пуговкам ладов. Короткий многоголосый аккорд, похожий на глубокий вздох, не спугнул ночной тишины, не нарушил покоя дремлющей природы. Степан выдержал долгую паузу и кинул в ночь еще один аккорд. Эхо подхватило его, в момент умчало за реку, в невидимую, задернутую серым мраком даль. Прошло еще несколько мгновений, и вот над сонной рекой, над тихими травами, над безмолвной деревней поплыла любимая Зоина песня — «Позарастали стежки-дорожки». Сначала он вел мелодию на низких голосах, потом сразу, без перехода, на самых высоких и звонких. Он прикрыл глаза, и ему почудилось, будто баян выговаривает:
Услышал за спиной шаги. Редкие, легкие, осторожные. Это была Зоя. С большим трудом удержал себя на месте. Даже не пошевелился. Зоя подошла, присела рядом.
Долго молча слушала его игру. Потом сказала с ласковым упреком:
— И чего тебе не спится? Всю деревню взбаламутил.
Он стиснул меха баяна, повернулся к ней.
— Пришла?
— Угу..
— Моя?
Она покачала головой.
— Ничья.
— Значит, не моя?
Она приложила ладошку к его губам и насмешливо прошептала:
— Собственник.
Над землей уже занимался рассвет. Прозрачная синь окутала окрестности.
— Ой, какая роса! — воскликнула Зоя, вскакивая. |