Он засмеялся, запрокинув голову.

— О Господи! Ты когда‑нибудь изменишься? Ты держишься за свое мнение, как собака за кость.

— Только тогда, когда речь идет о Себастьяне Локе. — возразила я.

— Одно я знаю наверняка: твоя преданность весьма похвальна, лапочка.

— Спасибо. И перестань называть меня лапочкой, да еще с такой ужасной интонацией. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу. Ты делаешь это, только чтобы позлить меня.

Он усмехнулся, протянул руку и коснулся моей руки.

— Мир?

— Мир, — согласилась я так же поспешно, как то бывало в детстве.

Потом мы поговорили о других делах. О Франции, точнее, о Провансе, о наших домах в Провансе, домах, которые Себастьян в свое время подарил каждому из нас. Но напомнить Джеку об этом факте я не решилась. Для меня было очевидно, что к отцу умершему он относится так же безжалостно, как относился к живому. Джек никогда не сомневался в своей правоте относительно Себастьяна, не сомневается и сейчас. Впрочем, это уже не имеет значения.

А когда мы вернулись в кабинет пить кофе, Джек внезапно опять заговорил об обстоятельствах, при которых умер Себастьян.

Сидя в кресле и поставив кофе и коньяк на свой столик, он сказал:

— Полиция заставила меня все проверить. В библиотеке. Во всем доме. Ничего ценного не исчезло. Насколько я могу судить.

— И что же? Они отказались от версии, что там был кто то еще?

— Об этом они мне не сообщили.

— Непонятно. — Я откинулась на спинку стула, снова и снова перебирая в памяти факты, которые у нас были. — Когда я завтракала с Себастьяном, он обмолвился, что миссис Крейн в отпуске… — Я замолчала и посмотрела на него.

— Куда ты клонишь, Вив?

— Я хочу сказать, что это немного странно — что Себастьян приехал на ферму, когда там не было прислуги. Именно тогда, когда она в отъезде. Даже полиция так считает, Джек.

— Он сказал мне в четверг, что должен кончить какую‑то работу. По его тому, как он это говорил, мне показалось, что он хочет пожить там в одиночестве.

— А может, он был вовсе не один?

Джек мельком взглянул на меня и наморщил лоб.

— Возможно. Кто‑то мог быть там, с ним. Конечно же, это очень возможно.

— И этот кто‑то мог, в конце концов, нанести ему рану.

— Очень может быть.

— Кстати, почему ты и Люциана вдруг вернулись в Штаты? Была какая‑нибудь особая причина?

— Мы приехали не для того, чтобы убить Себастьяна, — сказал он, улыбнувшись дурацкой улыбкой, которая показалась мне на этот раз удивительно мерзкой.

— Ради Бога! Я и думать не думаю ни о чем таком. И прекрати это. Ты же знаешь, что твои шуточки приводят меня в бешенство. Стань же взрослым, веди себя, как пристало в твоем возрасте, Джек. Ведь это очень серьезное… серьезное дело.

— Прости, Вив. Мы с Люцианой приехали на ежегодное собрание «Лок Индастриз», — объяснил Джек спокойно, голосом более мягким, как будто, наконец он внял моим выговорам. — Оно было назначено на завтра. Ясное дело, теперь его отменят.

— Должно быть, так. Но я хочу вернуться к твоему сообщению о смерти Себастьяна. Я ни секунды не сомневалась, что у него случился сердечный приступ или, может быть, инсульт. И говоря по правде, я и сейчас считаю, что это так.

Джек не ответил. Я внимательно посмотрела на него и спросила:

— Ну, а ты что думаешь?

Он потер подбородок, вдруг задумавшись.

— Я не знаю. Днем я согласился бы с тобой, но теперь не уверен. Ни в чем не уверен.