– Трезвая?

– Не знаю.

– Как раз чай собирался пить.

Он махнул ей рукой.

– Заходи, Пуговица.

Я обошел владения, заглянул в прессовую, пыхтят мои узбеки, все нормально, пьяных нет. Печатники позвали в раздевалку, там праздновали чей-то день рождения. Я едва успел сделать свои дела, распечатать документы на завтра для водителей, заказать солярку, посчитать полеты. В полдень я уже был у грузовых ворот. Охранник сидел на травке читал свежую «Панорамку», она спала в будке на стульчиках в ворохе газет, на лбу отпечатались строчки.

Когда вышли на улицу, впервые услышал ее голос, она попросила подождать и скрылась в зарослях лопухов и барбариса. Я, ни секунды не раздумывая, нырнул в переулок на Бернгардовку, спустился к ручью и по тропинке пошагал в сторону станции.

Во вторник увидел ее в нашей столовой, чуть не охуел. Сначала даже не узнал, в белой рубашке, синей юбке, стоит в очереди, улыбается, уже пиздит с кем-то. Мне сказали, что да, она теперь работает у нас, в отделе маркетинга. А где их кабинеты, хрен его знает. Мне было все равно.

…Куда бы я ни оглянулся, куда бы ни посмотрел, везде была она. В курилке, столовой, на перекрестках наших коридоров. Часто видел ее с моей подружкой Лерой, оказывается, они знакомы, и даже учились в одной школе.

И вот середина сентября, мы в маршрутке и в электричке с Финляндского вокзала, и эта единственная ночь все, что у нас есть. И не надо ничего больше. Я еще сопротивлялся, но это не подвластно воле и разуму. Я знал, чувствовал еще несколько телодвижений, фраз, открывающих все ее тайны, и теплая, маленькая ладошка заберет мое сердце. Я же просил Тебя, умолял больше не влюблять меня вот в таких. Было уже несколько лет назад, хватит. Второго раза не будет.

Исчезнуть. Не смотреть в ее сторону, бежать от ее голоса, бежать со скоростью взгляда…

Она позвонила, был вечер, пятница.

– Привет. Чего делаешь? Сижу на нашей скамейке, вот баночку пью, мне понравилось…

– Слышь, Серега, давай попозже, я не один.

Тишина, как после выстрела. Гудки.

Два дня ее не было на работе, появилась в среду, в джинсах и футболке, поздоровалась, как обычно. В тот же день я написал заявление.

Я давно собирался уйти, копил деньги, готовился, и эта Пуговица совсем здесь не причем. Дело в том, что у меня есть сумка, не большая и не маленькая, средних размеров, спортивная.

Лохматые записные книжки, куча записок, услышанных где-то смешных оборотов, строчки умных мыслей, накарябанные на справках, каких-то непонятных накладных, обрывках газет. Целый завал исписанных тетрадей, великие начинания, брошенные первые главы. Вот, что было в этой сумке. Много лет я собираюсь собрать этот мегапазл в одну рукопись, роман о наших похождениях в сумасшедших девяностых. Даже название придумал – «Не звоните гангстеру после полуночи». Ахуеть. Надо только время, много свободного времени.

Еще год назад я решил уволиться, свалить на свою малую родину, на другой полюс Ленинградской области, в ветхую квартиру, что осталась от прабабки. Целый год коплю деньги, откладываю, сколько удается, всем сказал, что скоро уеду. Вероятно в Аргентину…

Прошлой осенью я поехал в Саблино, в первый раз за много лет. Наша квартира на втором этаже двухэтажного особняка, шестьдесят пятого года. Дом рассыпался по кирпичам, сарай съезжал к речке, огороды заросли крапивой и лопухами величиной с письменный стол. В почтовом ящике жирная пачка квитанций из ЖЭУ. Мать приезжала сюда пару лет назад, покрасила дверь на кухню, хотела продать наше бунгало, но потом передумала.

Дверь нехотя отворилась, я вошел. Законсервированная тишина, запах давно прошедших лет, зашумели углы, затрещал удивленный паркет, на всех предметах вязкий слой пыли. Календарь на стене – 1994 год, помеченные авторучкой даты, рисунок авторучкой на обоях и телефон.