Как и почему вояки попали на кожевенный комбинат, Коляша уже не
вспомнит. Комбинат действовал при немцах и только-только остановился,
только-только опустели его цеха и замолкли моторные мощности. На дворах и
по-за дворами, возле складов и цехов валялись кожи, которые в лужах, которые
на сухом. Запах был нехороший, и воронье пировало здесь, тревожно и опасливо
орущее, видать, криком отгоняло от себя страх недалекого боя, может, еще и
прошлый страх не одолело.
Кто-то из бывалых бойцов сказал:
- Раз комбинат на ходу, должен тут вестись спирт или раскислители на
спирту.
Каким-то путем воинство вместе с Коляшей Хахалиным угодило в управление
комбината, не то, что было при социалистическом строе, то есть контора в три
этажа, где сидели умные люди, управляя производством, подсчитывали прибыль,
организуя соцсоревнования, составляли сметы, устраивали комсомольские слеты
и партийные собрания, вручали вымпелы, выписывали премии и прогрессивки,
выдавали сахар детям и ботинки. У немцев все сурово и просто. Контора в три
этажа занята какой-то военной службой, все управление разместилось в
пристройке к цеху энергопитания. В пристройке обитал комендант, два его
помощника по кадрам, начальник охраны, несколько полицаев да кто-то из
специалистов-советников. Из гражданских староста, он же дворник. И все
работало. Кожа на солдатские сапоги шла потоком, электричество горело,
моторы в цехах жужжали, колеса крутились, прессы прессовали, шкуры и
дубильные вещества регулярно подвозились, отходы и шерсть регулярно
вывозились, потому что у коменданта был еще один помощник - сыромятная плеть
с ореховой, фасонно резанной ручкой. Войдя в дощаную резиденцию коменданта,
вояки сразу ту плеть увидели висящей на стене, рядом с портретом Адольфа
Гитлера во весь рост.
- Ах ты сука! - закричали вояки,- свободных советских людей пороть!..-
и принялись расстреливать Гитлера. Один воин-меткач поразил фюрера в глаз,
из глаза ударила желтая струя, из-за перегородки раздался истошный крик:
"Ря-атуйте, люды добры!"
Сунулись за перегородку - там толстая старая бабка лежит, прижулькнув
животом к полу девчушку, и вопит, на нее из дубового бочонка желтая струя
льется. Все стена в каморке-кладовой до потолка была заставлена бочками с
пивом. Вояки думали, из глаза фюрера порснула моча, а тут эвон что!
Бросились под струю баварского пива, кто с банками, кто с котелком, кто и с
пилоткой. Бабка-сторожиха эмалированную миску под струю сунула, тоже попила,
перекрестилась и рассказала, что она тут, при комендатуре,- и уборщица, и
сторож, раньше в конторе была и комнатку за печкой в конце коридора имела.
При немце сюда переместилась, печечку железную поставила, топчан из ящиков
собрала и живет себе, дитя пасет, потому как и у нее, и у дитя, которую
Стешкой кличут, всю родню выбрали, выпололи, кого еще при советах в далекие
места увезли, кого тут постреляли, кого немцы подобрали на работу, к
германцу отослали. |