|
Выход на берег кроме парнишек с удочками всем остальным запрещался; оправка и варение еды по сигналу - в одни и те же часы; мытье голов и тел горячей водой - по особому распоряжению; похороны покойников на берегу запретить, ежели же таковые появятся - привязывать к их ногам тяжести и выбрасывать за борт. Хватит! Довольничались! Если с вами обращаются, как с людьми,- людьми и будьте! Самое большое горе постигло ребятишек - капитан парохода обещал экскурсию по пароходу, даже по машинному отделению - допустить сулился, хотел прочесть лекцию об истории своего парохода - все это само собой отменилось. И ругали, ох, как ругали переселенцы ушкуйшика того, слямзившего вермишель и пальто, так ему и надо - говорили,- пусть теперь валяется не призретый Богом и людьми на каменьях, пусть его вороны клюют. Сказать, что все приказы-указы выполнялись досконально и буквально,- нельзя. Народ же русский каков? Он все устои расшатает, любые препоны прорвет. Начальника конвоя, шибко запившего после происшествия, капитан парохода - добряк - и нечаянные посыльные с баржи склонили к мысли, что с неподшитым подворотничком, в несвежем белье, в немытых портянках, при сопливом носовом платке жить и быть столь важному человеку, в не убранной к тому же каюте, за неухоженным столом и постелью - не личит. Начальник конвоя, после некоторых раздумий, вернул к себе молодуху, а почувствовав слабину начальника, и конвой помягчал, однако прежней лафы уж не было, опять ночная стрельба случилась, якобы по очередному лиходею, пытавшемуся забраться через люк в баржу, на этот раз с мешком - за пшеницей. Злоумышленник упал за борт, погрузился в пучину и оказался "ничей" - никто из переселенцев не признался в утечке родни, никто как бы не хватился человека. Разгрузка на низком, тальником поросшем берегу, где карандашиком торчала и курилась железная труба, а вокруг нее так и этак большей частью недостроенные помещения, месиво комаров, заживо съедающих людей. Сразу же за трубой и меж строений - хилый, поврежденный лес, большей частью еловый да березовый, табуны голоухих ребятишек и собак, чернота уток на реке, даже на лужах, в озеринках, нехороший, удушливо-парной воздух "отдающей мерзлоты", от которого тошно, даже склизко в горле и в голосе,- вот и все первые впечатления. Затем суета, работа, быстро надвинувшаяся осень, в середине сентября снегом порснувшая и к концу октября согнавшая все суда и всех птиц на юг. Разом грянула зима, морозная и ветреная. Убавила она половину переселенцев, смахнула их с берега, вымела в лесотундру, где день и ночь работала команда с кирками, ломами и лопатами, выбивая в стальной тверди мерзлоты широкие котлованы, глубиной аккурат такие, чтобы из них распластанно брошенный человек не высовывал носа. |
