Чувства вернулись к нему – кожа снова реагировала на холод и тепло. Вечный голод сводил с ума. Кровь людей не приносила облегчения. В отличие от убийства. Приходилось себя сдерживать. Юлиан провоцировал его, раз за разом создавая условия, когда так и хотелось выпустить пар и снести пару особо наглых голов. Юлиан злил его, не отпуская от себя и постоянно подвергая испытаниям. Солнце. Голод. Доменик сходил с ума от бессилия – он не мог избавиться от создателя, мечтал об этом и боялся этого. Пока только кровь Юлиана не позволяла ему умереть.
Во что же он превратился? Создатель рассказал ему про десятки существ, которых называли вампирами. У каждого вида был свой рацион – и не один из перечисленных не подходил Доменику. Пару раз он сбегал в Париж. Гулял по улицам, прислушиваясь к молве. Сбежал на коронацию сына в Реймс и следил за происходящим, оставаясь в тени. С каждым разом наказание было все более жестоким. Юлиан присылал ему видения из прошлого. Все, что касалось его. В том числе то, о чем король не знал. Это сводило с ума. Ему хотелось броситься с утеса или с Нельской башни и закончить все. Как то он спрыгнул, но обнаружил себя аккуратно присевшим на одно колено на берегу реки. Силой его тела можно было восхититься. А вот дух оказался сломленным. Он перестал реагировать на нападки и провокации. Превратился в безвольное существо, которое не поддерживало разговор и не отвечало на вопросы.
Юлиан поправил мантию. Доменик уже привык к этому сначала показавшемуся диким виду.
Подойди, – велел создатель.
Порыв ветра подхватил полы, добираясь до самой души. Доменик повиновался. Они стояли над Сеной. Далеко слева возвышался неприступный Шато Гайар, одна из суровых крепостей севера. Сейчас он стал темницей для невесток короля, заточенных после дела о Нельской башне. Юлиан не просто так выбирал место для нового разговора. Нельская башня, дворец Фонтенбло, замок Венсена. Теперь Шато Гайар.
Властью, данной мне Великой Тьмой, я, Юлиан, отпускаю тебя.
Он прикоснулся ко лбу ошарашенного Доменика, потом легко коснулся груди. Оторвал руку и сделал несколько шагов назад. Пустота навалилась с неожиданной силой. Будто сердце растворилось, или его вырвали. Хрупкое чувство защищенности, которое поддерживало бывшего короля этот год, разлетелось в дребезги. Он удержался на ногах, хотя колени предательски подгибались, а в глазах темнело. Последним, что он услышал прежде, чем провалиться в беспамятство, был жестокий, холодный смех того, кто только что оторвал Доменика от мира, бросив в одиночество.
***
Он лежал на скале, укрытый плащом. Спина горела – наступил день. Он жив только потому, что ноябрь на севере мрачен и темен. И холоден. Доменик попытался пошевелиться – и вскрикнул от навалившейся боли. Сердце болело и, кажется, не билось. Каждый глоток воздуха давался с трудом. Он понял, что его разбудило – ощущение близкой опасности. Вампир с трудом приподнял голову и осмотрелся, насколько это было возможно. Он не видел ничего, кроме свинцовой глади реки и камня. В воздухе смешивались запахи. Создатель выбрал самое пустынное место из возможных. И даже близость городка не приносила облечения. В Нормании суровые зимы. Здесь лучше не оставаться одному. Этот дикий суровый край, был способен сковать льдом любую волю и любую силу.
Чувство опасности обострилось. Доменику наконец удалось сесть. В ста шагах от него стоял огромный белый волк. Он скалился, глядя на жертву, которую нашел по еле различимому в морозном воздухе запаху. Доменик смотрел зверю в глаза, понимая, что сил хватит лишь на то, чтобы броситься в последнюю атаку. И погибнуть. Или убить врага.
Волк приблизился. Он мягко ступал по каменистой почве, не сводя взгляда с непонятного ему существа, и тихонько рыча. Когда расстояние между ними сократилось до пары шагов, зверь остановился и, не выдержав янтарного взгляда вампира, опустил голову. На землю опускались ранние сумерки. |