Когда он начал декламировать сонет «Как я люблю Вас?», я вздохнула, и он поцеловал меня. Когда по моим щекам потекли слезы, он отследил каждую из них, перехватив соленые капли губами. Когда я прошептала его имя, он попробовал его на вкус и упивался им до тех пор, пока от его внимания у меня не закружилась голова, и я не прильнула к нему, как напуганный ребенок.
Но я не была напугана. Я была возбуждена, невесома и свободна. Легка. И хотя мы весь день провели в моей квартире, самозабвенно целуясь, касаясь друг друга, тихо беседуя и дремля, сплетясь, словно сонные змеи, мы так и не занялись любовью. И все это было ново для меня, непривычно и здорово, ибо мы целовались ради поцелуев, а не ради того, чем они заканчиваются, это был просто опыт.
Я никогда не была с кем-то без секса, который, обычно, являлся закономерным итогом. Я никогда не пробегала пальцами по спине мужчины и не переплетала наши пальцы, пока он целует меня, не думая о том, что будет дальше. С Уилсоном я не думала о том, что последует за этим, а была сосредоточена на том, что происходит сейчас. Прикосновения не служили прелюдией. Это уже было событием. Это было одновременно эротично и целомудренно, нежно и впечатляюще.
Это был марафон поцелуев, проходящий в домах подростков по всей Америке. Во время них каждое прикосновение было украдено, каждый поцелуй завоеван и каждое мгновение приближало комендантский час. Это были запретные поцелуи, происходящие в те моменты, пока родители наверху и могут поймать вас в любую минуту, моменты, когда одежда остается на месте, бушуют страсти, а поцелуи уже сами по себе являются яркими, просто потому, что пойти дальше нельзя. К вечеру, когда лучи заходящего солнца заполнили мою комнату, мои губы были истерзаны, но прекрасны, а лицо слегка огрубело от прижимания и тыканья в шею Уилсона и его собственного лица, которое он утыкал в мою шею в ответ. Я была вымотана без компромиссов, удовлетворена без жертв и сходила с ума от любви. И это было сказочно.
***
Тени великолепного воскресного вечера заполнили мои апартаменты до того, как кто-нибудь из нас заговорил о будущем. Мы совершили набег на шкафчики с едой и поняли то, о чем я и так знала: в кухне почти не было еды. В итоге мы заказали китайскую еду на дом и с нетерпением ждали ее прибытия, утоляя голод коричными мишками и признаниями.
— Это я сняла все колпачки с твоих стираемых маркеров.
— Серьезно? А не ты ли вернула их обратно на следующий день?
— Я. Это не давало мне покоя. Не знаю, что на меня нашло. Я пыталась привлечь твое внимание самыми отвратительными способами, совсем как мальчишки на детской площадке, которые кидаются камнями в понравившихся девчонок.
— В таком случае, полагаю, это ты вставила неприличную картинку в мой проектор, и, когда я отобразил слайд, студенты повеселились на славу?
— Есть такое дело.
— А замок, неожиданно появившийся на моем футляре для виолончели?
— Да. И это тоже была я. Но он был маленьким. И я положила ключи в карман твоего пальто.
— Да… и это было немного странно. Жаль только, что я потратил два дня, чтобы спилить эту штуковину, прежде чем обнаружил их.
— Полагаю, мне просто хотелось твоего внимания.
Уилсон фыркнул и покачал головой.
— Шутишь? Ты заявилась в мой класс в самых обтягивающих штанах, какие я только видел, в байкерских сапогах на высоченном каблуке и с буйными, snogging волосами. Ты привлекала мое внимание с самого первого дня.
Я покраснела, наполовину от радости, наполовину от стыда.
— Snogging?
Уилсон ухмыльнулся, словно мужчина, который понял, что угодил своей даме.
— Snogging — это то, чем мы занимаемся весь день, милая. Это слово переводится «целоваться»… очень много целоваться. |