— Да, конечно. Но что заставило вас думать, что мальчик из Шотландии? Ваш муж упоминал об этом?

Миссис Келлаби рассмеялась:

— Я хорошо помню тот день, когда к нам прибыл Тоби. Мой муж сказал тогда: «Ну, наконец-то к нам пожаловал настоящий шотландец! Прямо из Высокогорья! И ему не больше двух недель». Муж прямо светился от радости. Таких маленьких, как Тоби, к нам никогда не привозили, но, как мне кажется, даже эти две недели он провел в детской больнице. Не знаю, может, мать умерла при родах.

— Думаете, только смерть могла заставить мать бросить беспомощного ребенка на произвол судьбы?

— Как знать, обстоятельства бывают выше нас. Иногда даже представить трудно, что лежит между прежней жизнью малышей и нашим приютом. Кроме того, миссис Онсли, не нам их судить.

Такая терпимость и человечность немного успокоили израненное сердце Гвинет.

Она замолчала, притворяясь, что разглядывает пейзаж за окном, витую лестницу, ведущую на второй этаж, и великолепную отделку стен. А рядом с ней, беззаботно болтая рукой, шел Тоби, ее собственный сын.

Гвинет не смела взглянуть на него, ей было вполне достаточно ощущать эти маленькие пальчики в своей руке. Она пыталась заверить себя, что поспешила с выводами, что доводы слишком шаткие. Но зов разума не достигал сердца. Она просто знала, что Тоби — ее собственный ребенок, и все тут. Все остальные мальчики больше не интересовали ее, и даже картинный Фредди перестал вызывать восхищение. Теперь ей был нужен только он, только это милое странное создание с хриплым голоском, серьезными голубыми глазами и смешными вихрами на макушке. Он был нужен ней, и это было самое страшное.

Она посмотрела на мужа, полностью поглощенного беседой с мистером Келлаби. Ван и не подозревал о той драме, которая разыгрывалась рядом с ним, и о том, что одного ее слова было достаточно, чтобы разрушить весь его мир. Что будет, если она скажет прямо сейчас: «Ребенок, который держится за мою руку, мой собственный. Я должна забрать его с собой»?

Но это было невозможно. Не могла же она заставить попечителя приюта вот так запросто проглотить тот факт, что один из воспитанников — незаконнорожденный сын его собственной жены!

У Гвинет поплыло перед глазами, и ей потребовалось призвать на помощь всю силу воли, чтобы взять себя в руки.

И потом, что скажут на это доктор Келлаби и его жена? Не то чтобы ее действительно интересовало их мнение, но они тоже являлись частью проблемы. Они были представителями внешнего мира.

И тут Тоби важно заметил:

— Смотри, это моя кровать. Я тут сплю.

До этого Гвинет, раздираемая желанием забрать с собой Тоби, не видела ничего вокруг и не заметила, как они вошли в детскую. Теперь она жадно поглощала взглядом место, где спал ее маленький сын.

— Это очень хорошая кровать, — уверил он ее и подпрыгнул на постели, чтобы продемонстрировать это. Однако замечание со стороны директора положило конец подобным выходкам, и малышу пришлось повиноваться.

— А этот столик тоже наполовину мой, — указал он рукой на тумбочку, стоящую между двумя кроватями.

— Правда?

— Да. Я поставлю сюда Тоби Второго.

Гвинет поняла, что Тоби не забыл об обещании, и с уколом в сердце осознала, что сироты вряд ли получают много подарков. Она подумала о тех игрушках, об одежде и детской мебели, которую каждая мать хотела бы купить своему ребенку, но, как бы это ни было невероятно, она не могла подарить ему все эти вещи! Она была всего лишь праздным посетителем, и ей надлежало покинуть приют и навсегда забыть о существовании этих детей. Ну и еще послать кувшинчик в знак того, что ее позабавило знакомство с одним из них.

«Я этого не вынесу! Просто не переживу!» — подумала Гвинет.