Так он скорее поймет, что поступил неправильно. Ричард, говорила она часто себе, очень чувствительный мальчик.
Но перед сном миссис Хэншоу зашла к сыну. Она улыбнулась и заговорила нежным голосом. Ей казалось, что так будет лучше: в наказании необходим соблюдать меру.
Она спросила:
— Что произошло сегодня, мальчик Дики? — так она его называла еще в то время, когда он был малышом, и сейчас сама чуть не прослезилась от умиления.
Но Ричард отвернулся, а голос его был упрям и холоден.
— Мне просто не хочется проходить через эти проклятые двери, мам.
— Но почему?
Он пошевелил руками под тонкими простынями (дезинфицированными, конечно, менявшимися каждое утро) и сказал:
— Они мне не нравятся, вот и все.
— Но в таком случае как же ты собираешься ходить в школу, Дики?
— Буду рано вставать, — пробормотал он.
— Но в дверях нет ничего плохого.
— Не нравятся они мне. — Он так и не посмотрел на мать. В отчаянии она сказала:
— Ну, спи спокойно, а утром тебе будет лучше.
Она поцеловала его и вышла, на мгновение прервав фотоэлектрический луч: свет в комнате погас.
В эту ночь миссис Хэншоу никак не могла уснуть. И почему это Дики вдруг невзлюбил двери? Раньше они его никогда не беспокоили. Ну, конечно же, утром сломалась дверь, но это должно бы заставить его еще больше ценить это современное средство передвижения.
Дики вел себя так неразумно…
Неразумно? Это напомнило ей о мисс Роббинс и ее диагнозе, и миссис Хэншоу стиснула зубы в темноте и уединении своей спальни. Вздор! Мальчик расстроен, и сон — единственное лекарство, в котором он нуждается.
Однако на следующее утро, когда она поднялась, ее сына не было дома. Робот не умел говорить, но отвечал на вопросы жестами своих механических рук, показывая «да» или «нет», и миссис Хэншоу понадобилось не более полминуты, чтобы узнать: мальчик встал на тридцать минут раньше обычного, кое-как умылся и выскочил из дома.
Но не через дверь.
Другим путем — через дверь. Пишется не с прописной буквы.
В этот день видеофон миссис Хэншоу мелодично зазвонил в 3 часа 10 минут дня. Миссис Хэншоу интуитивно почувствовала, кто ее вызывает, и, включив экран, увидела, что не ошиблась. мельком взглянув в зеркало, желая убедиться, что ее лицо совершенно безмятежно после дня, полного тревоги и забот, она подключила передатчик своего видеофона.
— Да, мисс Роббинс, — холодно сказала она.
Учительница Ричарда была взволнованна. она быстро проговорила:
— Миссис Хэншоу, Ричард преднамеренно ушел через пожарную дверь, хотя я ему сказала, чтобы он воспользовался дверью. Я не знаю, куда он пошел.
Тщательно выбирая слова, миссис Хэншоу ответила:
— Он пошел домой.
Мисс Роббинс очень огорчилась:
— Вы это одобряете?
Бледнея от негодования, миссис Хэншоу решила поставить учительницу на место:
— Если мой сын не желает пользоваться дверью, то это его дело и мое. Насколько я знаю, не существует школьного правила, которое обязывало бы его непременно пользоваться дверью, — не так ли? — весь ее вид ясно давал понять, что если бы такое правило существовало, то она уж постаралась бы его отменить.
Мисс Роббинс вспыхнула, но успела выпалить, прежде чем связь оборвалась:
— Я бы проверила его психозондированием. Я бы непременно это сделала…
Миссис Хэншоу осталась стоять, уставясь невидящим взглядом в потухший экран. Голос крови на некоторое время заставил ее принять сторону Ричарда. Разве он обязан пользоваться дверью, если не хочет? И все же беспокойство не оставляло ее: ведь поведение Ричарда и в самом деле было не совсем нормальным…
Он пришел домой с вызывающим выражением лица, но мать, собрав всю свою волю, встретила его так, словно ничего не произошло. |