Мы шляемся по Испании, старое доброе время бродили толпами студенты Саламанки, слагая и распевая романсы, мы живем, в сущности, такой же жизнью, какой живете вы, дети таинственного, загадочного племени.
Почему же нам с Педро и не испытать кое-чего в этой странной затее, в этих поисках вашего цыганского талисмана?
Вперед, дитя!
— Вперед! — ответила, поднимаясь, хитана. — Солнце всходит. Ночь ушла, день приходит! В путь!
Педро, зевая, поднялся со своего неудобного ложа.
— Эх, выпил бы я сейчас горячего кофейку! — вымолвил он мечтательно. — Да закурил бы сигару…
— Сигары у меня еще есть! — отозвался Карминильо. — А насчет кофейку — не обессудь. Когда доберемся до Мелильи, быть может, там ты отыщешь кофе. Но тут, в горах…
— Ну, ну! Пошел уже читать нотацию! А где четвертый член благородной компании?
— Я здесь, сеньор! — отозвался Янко, также поднимаясь и направляясь к тому месту, где был привязан в кустах верблюд. Секунду спустя оттуда донесся отчаянный крик цыгана:
— Стой! Стой, разбойник! Что ты делаешь? А, так на же тебе! Следом грянул выстрел и из кустов поднялся клуб порохового дыма.
В мгновение ока все были на ногах и с ружьями наперевес кинулись на помощь Янко, по-видимому, встретившемуся в кустах с каким-то врагом.
— В чем дело? — допытывался у цыгана Карминильо.
— Вон, вон он! Стреляйте! Стреляйте! О зверь, о злодей! О гнусный убийца! — метался и вопил Янко.
— Кто? Что случилось?
— Араб в сером плаще. Он хотел зарезать нашего махари! Если бы я не подоспел… Но он все же перерубил верблюду одну ногу.
В самом деле, смертельно испуганный махари метался, оглашая воздух стонами и жалобным криком. Из его глаз текли крупные слезы. Из левой задней ноги фонтаном била алая кровь, орошая, словно росой, цветы и камни. Минуту спустя верблюд, истекая кровью, тяжело рухнул на землю и испустил дух.
— Он подкрался, как змея, как проклятый скорпион, и погубил нашего верблюда! И потом уполз вон туда!
Карминильо бросился по направлению, указанному цыганом, но сколько ни напрягал взор, не мог открыть ни малейшего следа пребывания бежавшего араба.
— Худо дело! — вымолвил Карминильо озабоченно. — При помощи верблюда мы могли достигнуть за три дня вершины Гуругу. Теперь, дай Бог, доберемся туда на шестой или седьмой день.
— Но мы доберемся! — голосом, полным решимости, отозвалась хитана. — И, в сущности, верблюд вовсе не был нам нужен.
С нами нет никакого груза. И мне было бы стыдно ехать верхом, когда остальные идут пешком!
В путь, сеньоры! Я докажу, что женщина моего племени ни в чем не уступает вам, мужчинам!
Маленький караван тронулся в путь, направляясь от берега в глубь страны.
После двух или трех часов пути, правильнее сказать, почти беспрерывного подъема по холмам, наши странники остановились для отдыха. В мешке молчаливого Янко нашлись солдатские галеты. Карминильо метким ударом камня сбил с ветки небольшую птицу, оказавшуюся, по его словам, африканским фазаном. Злополучного лесного красавца выпотрошили, ощипали, развели костер и на его огне зажарили добычу. Мясо оказалось несколько жестким, но разыгравшийся молодой аппетит был великолепнейшей приправой, и в очень короткий промежуток времени от фазана остались лишь начисто обглоданные кости.
Покончив со своей долей, Педро стал оглядываться вокруг, словно ища чего-то.
— Чего ты? — осведомился Карминильо.
— Ищу, нет ли где поблизости кондитерской. Привык после жирного мяса непременно закусывать чем-нибудь сладким!
— Подожди. |