— Твой язык лжив, как язык змеи! — ответил араб. — Но меня ты не обманешь! Я знаю, кто ты. Ты носишь имя Карминильо да Истмо, имя одного из наших злейших врагов! Ты — сын Франческо да Истмо, инженера, который был в Мелилье агентом испанского правительства и скупал наши земли.

— Не отрекаюсь! Я — Карминильо да Истмо, — ответил испанец спокойно. — Но, клянусь моей честью, мой отец никогда не был агентом правительства! Он просто хотел завести здесь, в ваших горах, большое горное дело, хотел обогатить весь край и быть не врагом, а другом вашим, горцы.

— Он был испанцем, а испанцы — наши враги! Ты, вероятно, не знаешь, что уже несколько дней как мы объявили испанцам священную войну. Вольный народ гор Эр-Риф не успокоится, пока на этих берегах уцелеет хотя бы один испанец!

— Ну, это мы еще посмотрим! — высокомерно ответил Карминильо. — Чего стоит ваш «вольный народ», мы видели. Нас было трое, вас — несколько сотен, и во что обошлась вам схватка с нами?

Риф заскрежетал зубами.

— Собака! — крикнул он. — Ты дорого заплатишь за понесенные нами потери!

— Сначала возьми меня, приятель, потом будем разговаривать, как буду я расплачиваться за тот сброд, который отправлен мной к черту на рога! — Карминильо хрипло засмеялся.

Риф схватился за пистолеты, но тотчас же дуло «маузера» испанца направилось в его грудь. И араб сдержал свою ярость.

— Лай собаки не может оскорбить слух льва! — сказал он высокомерно.

— Что имеешь ты сказать еще? — спросил Карминильо. — Мое терпение истощается. Ты не умеешь держать себя, дикарь! Говори, что тебе нужно и… И проваливай восвояси!

Риф блеснул глазами.

— Сдавайся, гяур! Если ты прекратишь бесполезное сопротивление, я, пожалуй, соглашусь из жалости подарить тебе жизнь, хотя ты не заслуживаешь этого.

— Благодарю за милость! Я вижу, ты сильно боишься, шейх.

— Я?! Я боюсь вас, гяуры?! — вне себя закричал риф.

— Ну да! Ты боишься схватиться с нами в открытом бою и потому предлагаешь нам, воинам, сдаться.

— Щенок! Я боюсь? Я, тот, кого зовут «Львом Эр-Рифа»? Риф бесновался.

— Зачем ты дразнишь его? — вполголоса спросил Педро.

— Не мешай! Я знаю, что делаю, — оборвал его Карминильо. — У меня есть план, исполнение которого может нас спасти. И другого выхода все равно нет.

И потом, обернувшись к шейху Абдалле, добавил насмешливым тоном:

— Как это, шейх, у тебя хватило смелости прямо посмотреть мне в глаза. Отчего ты не прячешься от моих взоров в кустах, как трусливый шакал?

— Это ты меня называешь шакалом, гяур? О-о-о!

— Да, тебя! Знаешь, почему? Потому что ты никогда не осмелишься встретиться со мной в равном бою, один на один!

— Я? Я не осмелюсь биться с тобой? Хоть сейчас! Хоть сию минуту! Риф потерял голову и был готов ринуться на оскорбившего его дерзкого врага.

А Карминильо как ни в чем ни бывало продолжал поддразнивать его:

— Ну да! Ты сидишь на великолепной лошади, а я пеший. У тебя за спиной триста воинов, готовых предательски ринуться на меня! Но если бы я предложил тебе поединок на равных, ты струсил бы!

— Никогда! Поединок? Да будет так! На каком оружии?

— На каком угодно! Самое лучшее — на ятаганах!

Риф, славившийся своим искусством владеть ятаганом, заподозрил, что в этом предложении таится какая-то ловушка.