– Мартин? – Это снова был Рэй.

– Помоги, – услышал Мартин свой голос.

Рука вышла из темноты. Мартин схватился за нее и почувствовал, как его тащат вверх. Внезапно коньки показались ему незнакомыми, и он подумал, что он опять потеряет равновесие.

– Осторожно, Картье. – Из тьмы появился голос Йоргенсена, и Мартин ощутил руку голкипера у себя на талии. – С тобой все в порядке?

– Да, Мартин, ну скажи же, – взмолился Рэй.

Друг стоял так близко, что Мартин мог чувствовать его дыхание на своей щеке.

– С тобой все в порядке?

– Нет, – прошептал Мартин куда-то в нескончаемую темную пустоту катка, который всегда был его домом.

– Как давно вы знали? – спросила Дженни вечером накануне операции Мартина.

Гарднеры приехали в Блэк-Холл, и они с Мэй шли через розарий. Солнце уже клонилось к закату.

– Почти все лето, – призналась Мэй.

– Почему же ты ничего не рассказала мне? – удивилась Дженни, задетая за живое.

Мэй задумалась над ответом. Дул холодный ветер, и она спрятала руки в карманы куртки. Приближалась осень. Они с Кайли уже видели утром первые красные листья, темно-красную виноградную лозу, выросшую среди сосен, позади здания. Кайли скоро пойдет в школу, а Мартин начнет поправляться после операции.

– Я могла бы объяснить это желанием Мартина, но это не главное, – сказала Мэй.

– Тогда почему?

– Потому что мне не хотелось, чтобы это было правдой, – попыталась объяснить Мэй. – Он окончательно теряет зрение. Если бы я сказала тебе, ты бы сказала Рэю, и тогда нам пришлось бы посмотреть правде в глаза. Мы всего лишь хотели, чтобы лето… чтобы лето, даже со всеми проблемами и посещением доктора… чтобы лето продлилось немного дольше.

– Не могу поверить во все это, – сокрушалась Дженни. – Ведь я люблю Мартина, ты знаешь. Я знакома с ним всю жизнь. Я не могу представить его лишенным зрения.

– Я знаю.

– Он спортсмен до мозга костей. Он может заниматься любым спортом, все равно нет никого равного ему. Когда мы были детьми, его отец тренировал нас и говорил нам, насколько нам повезло, что мы знакомы с Мартином. Он считал Мартина лучшим из всех известных ему хоккеистов.

– Серж говорил такие слова? При Мартине?

– Не помню, – запнулась Дженни, – но он точно говорил это мне, Рэю и другим. Почему ты спрашиваешь?

– Я не уверена, что Мартин знает это, – сказала Мэй, и сердце у нее сжалось.

– Они совсем не общаются?

– От Сержа приходило письмо, но Мартин его выбросил. Потом он пришел в ярость, когда я вскрыла письмо Сержа и прочла.

– На него это похоже.

Первые звезды показались на фиолетовом небе, и последние светлячки лета замелькали вокруг розария. Мэй сорвала белую розу, похожую на ту, которую она привезла из Лак-Верта, когда они приехали оттуда две недели назад. Она положила ее в карман и задумалась о завтрашнем дне.

– Почему я все думаю, что, если бы он простил своего отца, он мог бы открыть глаза и видеть? – спросила Мэй подругу.

– Потому что ты женщина-целительница, – проговорила Дженни сквозь слезы. – Ты знаешь, как все в этой жизни взаимосвязано. Ты столько сделала, чтобы он снова был здоров.

Мэй пристально всматривалась в звезды, различая знакомые созвездия.