– И это все арабская знать? – спросил Ричард, окидывая взглядом ряды диких воинов в хайках, со смуглыми от загара лицами, белыми как слоновая кость зубами и с горевшими необычайным огнем черными глазами, которые свирепо сверкали из‑под тюрбанов; одеты они были по большей части просто, даже бедно.

– Они имеют право так называться, – сказал Саладин. – Но хотя их много, это не нарушает условий нашего соглашения, так как у них нет оружия, кроме сабель… Они даже сняли железные наконечники с копий.

– Боюсь, – пробормотал де Во по‑английски, – что они оставили наконечники неподалеку и им ничего не стоит быстро насадить их… Ну и ну, славная палата пэров, и Уэстминстер‑холл оказался бы для нее, пожалуй, слишком тесен.

– Молчи, де Во, – сказал Ричард. – Я приказываю тебе… Благородный Саладин, – обратился он к султану, – подозрения и ты – вещи несовместные… Смотри, – продолжал он, указывая на паланкин, – я тоже привел с собой несколько доблестных воинов, и даже, вопреки соглашению, вооруженных, ибо лучезарные глаза и красота – это такое оружие, которое нельзя с себя снять.

Султан, обернувшись к паланкину, поклонился так низко, словно его взор был обращен к Мекке, и в знак благоговения поцеловал песок.

– Они не побоятся и более близкой встречи, брат мой, – сказал Ричард. – Если ты пожелаешь подъехать к паланкину, занавески будут тотчас же раздвинуты.

– Да сохранит меня аллах! – воскликнул Саладин. – Ведь все арабы, что смотрят на нас, сочтут позором для благородных дам, если они покажутся с незакрытыми лицами.

– Ну, тогда ты их увидишь не на людях, брат мой, – ответил Ричард.

– К чему? – печально сказал Саладин. – Для надежд, которые я лелеял, твое последнее письмо было как вода для огня. Зачем мне снова разжигать пламя, если оно может лишь спалить меня, но не согреть?.. Не желает ли мой брат проследовать в шатер, приготовленный для него его слугой? Мой главный черный раб получил распоряжение принять принцесс… Мои придворные позаботятся о твоих спутниках, а мы сами будем служить царственному Ричарду.

Саладин повел короля к великолепному шатру, где было все, что только могла изобрести роскошь. Де Во, последовавший за своим господином, снял с него длинный плащ для верховой езды (сара) note 31, и Ричард предстал перед Саладином затянутый в узкое платье, которое выгодно обрисовывало его могучее, пропорциональное телосложение и представляло резкий контраст с развевающимися одеждами, скрывавшими сухощавую фигуру восточного монарха. Особое внимание сарацина привлек двуручный меч Ричарда с широким прямым клинком необыкновенной длины, доходившим почти до плеча его владельца.

– Если бы я сам не видел, – сказал Саладин, – как сверкал этот меч, подобно мечу Азраила, в первых рядах сражающихся, я с трудом поверил бы, что человеческая рука в состоянии с ним управиться. Могу ли я попросить Мелека Рика нанести удар им – не для того, чтобы сокрушить врага, а лишь для испытания силы?

– Охотно, благородный Саладин, – ответил Ричард.

И, оглянувшись в поисках чего‑нибудь, на чем можно было показать свою силу, он увидел у одного из слуг стальную булаву с рукоятью из того же материала около полутора дюймов в поперечнике. Ричард взял эту булаву и положил на деревянный чурбан.

Де Во, беспокоясь за честь своего господина, прошептал по‑английски:

– Ради святой девы, подумайте, что вы собираетесь делать, милорд! Ваши силы еще полностью не восстановлены… Не давайте неверному повода торжествовать.