– Одетый или голый?

– Одетый. Синий в полоску костюм.

– Где труп сейчас?

– Он был в морге.

– Святого Августина?

– Да, но твой друг, кажется, уже съездил за ним.

– Какой друг?

– Из похоронной конторы. Я позвонил ему сразу, как нашли жмурика. – Купера колебался. – Я сделал что-то не так, Бенни? Ты не потерял из-за меня гонорара?

– Нет, – ответил я. – На самом деле ты молодец.

– Отлично, – сказал он. – Мне пора. Не пропадай.

Как только он повесил трубку, я позвонил в похоронную контору Абнеру. На третий гудок он снял трубку.

– Слушаю, – сказал он.

– Абнер, это Бенджамин Смок.

– А, хорошо. Я пытался связаться с вами. Ваша домохозяйка...

– Как я понимаю, мистера Гибсона нашли.

– Да, я только что вернулся из морга больницы.

– Значит, это мистер Гибсон?

– Без вопросов. Я уже послал одного из моих шоферов за телом.

– Ну, что же, похоже, все сработало замечательно, – сказал я.

– Да. Не знаю, как вас благодарить, лейтенант.

– Меня благодарить не надо. Благодарите департамент полиции.

– Ну, это ведь вы предупредили их. Честно говоря, я был несколько раздражен, когда позвонил капитан Купера. Я не обратился в полицию, во-первых, потому, что я...

– Я уверен, он провел это дело корректно, Абнер.

– Ах да, очень корректно. У меня жалоб нет, лейтенант, вовсе нет. Буду вам очень благодарен, если вы сразу вышлите мне счет, чтобы я...

– Этого не требуется. Я почти ничего не сделал.

– Ну... Спасибо еще раз, лейтенант.

– До свидания, Абнер, – и я повесил трубку.

Я вложил в телефон еще одну монетку, позвонил в мастерскую Генри Гаравелли, но там никто не ответил. Затем я позвонил Марии, теперь она взяла трубку вместо своего автоответчика, и я пригласил ее на поздний ленч. Мария сказала, что с радостью принимает приглашение. Я пошел к прилавку, разменял еще денег, вернулся к кабинке – однако ее уже заняла полная дама в шляпе с цветами, и мне пришлось ждать. Затем я позвонил домой и сказал Лизетт, где буду, если Генри станет меня искать. Я не хотел, чтобы он, так сказать, продолжал хлестать дохлую лошадь.

Когда я шел к машине, у меня было странное чувство.

Ни разочарования, ни радости. Ничего вообще.

Глава 8

Светлые волосы и голубые глаза Мария Хокс унаследовала от отца, изысканный профиль – от матери, а еще грудь и бедра, в которых угадывалось влияние и римских, и тевтонских предков, и чисто американские длинные ноги. Она была красавицей и к тому же умна, с чувством юмора, легкостью и уверенностью в себе как в женщине. В свои тридцать четыре она все еще брала уроки мастерства, все еще участвовала в массовках в маленьких театрах, разбросанных по городу, все еще надеялась стать звездой сцены. Мне приходилось прощать ей бесконечный треп про актерство. Мария всегда была «готова к роли», всегда уверена, что получила бы заветную роль, «если бы не была нужна непременно рыжая». Или брюнетка. Или кто-то пониже ростом. Или повыше. Или постарше. Или помоложе. Или чернокожая. Или китаянка. Я терпел ее неиссякаемый оптимизм только потому, что она была более реалистичной и зрелой в других сторонах ее жизни.

Поглощая вырезку, спагетти с чесночным соусом и тарелку салата, она рассказывала мне о прослушивании для «мыльной оперы», которое проходила утром на телевидении. Я выбрал для встречи этот ресторанчик, потому что знал – мафия сюда не ходит. По-моему, южные итальянцы ничего не понимают в еде, и самая худшая кухня в мире – сицилийская.