Майлз погладил жену по щеке и хотел было что-то добавить, но передумал и кивнул на живот Карен:

— Как они там?

— Отлично. Отдыхают, надо думать.

— Вот и славно. Извинись перед ними за меня. За то, что рассердил тебя попусту.

— Знаешь, наверное, они ничего не заметили, — против воли улыбнулась Карен. — Мне как-то попалась в руки одна статья про малышей, чья мать жила рядом с аэродромом, так что за окнами постоянно слышался гул реактивных двигателей.

— И малышей в утробе это нисколько не беспокоило?

— Похоже, нет, поскольку, родившись, детки чувствовали себя куда счастливее, когда вернулись из больницы домой, к привычному реву самолетов.

— И что бы это значило? — усмехнулся Майлз.

— Да ничего особенного, просто пришло на ум. Я лишь имею в виду, что не стоит слишком тревожиться о воздействии внешних факторов. Хотя, с другой стороны, не хотелось бы мне расстраиваться слишком часто.

— А то отрицательные флюиды передадутся и двойняшкам. А сейчас ты расстроена? Я тебя огорчил?

— Я и впрямь чувствовала себя прескверно, — призналась будущая мать.

— Зато ты излагала дело точно, сжато и по-деловому — словом, вполне по-адвокатски… до тех пор, пока не помянула про постель.

— Не лучший из юридических терминов, — состроила гримасу Карен.

— Я вот все думаю, приводя пословицу, отдавала ли ты себе отчет в том, что речь идет о нашем общем ложе? Или просто обмолвилась в пылу спора?

— Если честно, — задумчиво проговорила Карен, — в тот момент мне меньше всего хотелось оказаться с тобой в одной постели.

— А теперь?

— Ну, если тебе действительно хочется… — Карен прикусила язычок.

— Сейчас убедишься.

И в качестве неоспоримого довода Майлз использовал такие утонченные, упоительные ласки, что у Карен не осталось ни малейших сомнений…

— Ты победил, — прошептала она, когда любовная игра близилась к своему апофеозу.

— А мне сдается, ты выиграла и этот раунд, и партию в целом, — прерывисто проговорил Майлз, прильнув к ее груди.

Проснувшись на следующее утро, Майлз обнаружил, что жена уже не спит. Приподнявшись на локте, Карен наблюдала за мужем.

Обычно Майлз спал на спине, так что, как только он открыл глаза, взгляды их встретились.

— Ммм… — протянул он, заключая Карен в объятия. — И чем я только заслужит такое счастье? — Майлз коснулся губами ложбинки у основания шеи, погладил податливую спину.

— Какое такое счастье?

— Обнаружить в моей постели обнаженную, бесконечно желанную роскошную красавицу!

— Я не надела ночной рубашки только потому, что сразу уснула. — Карен нахмурилась: — После того, как ты навязал мне свою волю… Не надо, — задохнулась она, когда муж ласково прихватил зубами ее сосок.

— Прости, я сделал тебе больно? — Майлз заглянул ей в глаза.

— Нет, только… — Карен запнулась: ну разве объяснишь, какое неизъяснимое блаженство он ей дарит?

— Ладно, воздержусь, но только потому, что мне нужно встать, одеться и позавтракать за две минуты и двенадцать секунд, — ответил Майлз.

— Откуда такая точность?

— Намекаешь, что воздержание здесь неуместно? — В дымчато-серых глазах искрились смешинки.

— Нет, просто удивилась, что ты даже на часы не взглянул.