В первый раз я видел его револьвер без кобуры.
— Меня зовут Оуэн Чантри, — повторил он. — На этом ранчо жил мой брат. Его убили. Теперь здесь живут эти люди, здесь они и останутся. Я тоже останусь на этой земле, и если среди вас есть люди, которые принимали участие в убийстве брата, ваш единственный шанс остаться в живых — повесить их. Даю вам две недели, чтобы их найти и наказать. Две недели…
— Ты здорово управляешься с револьвером, — сказал мускулистый. — Но мы еще вернемся.
Чантри спустился еще на одну ступеньку. Ветерок шевелил спадающую на лоб прядь волос, трепал тонкое полотно белой рубашки, не скрывавшей мощной мускулатуры его груди и рук.
— Зачем же вам возвращаться, мистер Фенелон? — приветливо отозвался Чантри. — Можем поговорить здесь и сейчас.
— Ты знаешь мое имя?
— Конечно. И многое другое, правда, ничего лестного о тебе сказать не могу. Положим, вы сбежали от своих грехов, но от памяти не сбежишь. Люди помнят.
Чантри сделал к нему шаг, не убирая револьвера.
— Вы уже здесь, мистер Фенелон. Выбор оружия за вами.
— Я пока подожду, — сказал Фенелон. Он не отрывал тяжелого взгляда от Чантри, но было заметно, что ему не нравится такой оборот дела.
— А вы? — Чантри посмотрел на коренастого мужчину, который хотел меня избить. — Вы тоже подождете?
— Нет, клянусь Господом. Я приехал научить вашего молокососа вежливости, и я это сделаю.
Чантри ни на секунду не выпускал их из виду.
— Доби, хочешь разобраться с ним сейчас или попозже?
— Разберусь сейчас, — сказал я и вышел во двор, а коренастый, пригнувшись, пошел на меня.
Мой отец приехал в Америку, когда был еще мальчишкой, и поселился в Бостоне. Там было много ирландцев, а среди них — немало отъявленных драчунов. В Бостоне отец и научился драться, а когда я подрос, он сумел мне кое-что показать. Отец, правда, не был хорошим бойцом, но оказался отличным тренером: он научил меня кулачному бою и некоторым приемам корнуэльской борьбы.
Я начал драться, как только меня вынули из пеленок. Впрочем, как и многие в те времена:
Ну а сейчас мне было шестнадцать, и мои руки привыкли к топору и плугу, к кайлу и лопате. Поэтому, когда противник, пригнувшись и расставив руки, приблизился ко мне, я собрался, ухватил за его загривок обеими руками и резко рванул вниз, одновременно выставив вперед колено.
Эти два простых движения чреваты неприятностями для цвета лица и формы носа.
Мой противник отшатнулся назад, чуть было не упал на колени, но удержался и выпрямился. Вместо носа у него было кровавое месиво. Признаюсь, что и выдержка у него была. Он снова двинулся на меня, и я врезал ему туда, где раньше был его нос.
Он снова устоял и принялся махать своими кулачищами, которые были довольно-таки тяжелыми. Зацепил меня сначала одним, потом другим, но я стоял крепко, выдержал эти удары и врезал ему снова, на этот раз в живот.
Коренастый застыл на месте, хватая ртом воздух, и у меня появилась прекрасная возможность нанести ему парочку ударов. От первого он увернулся, но второй пришелся ему прямо в ухо. Он схватился за голову, и я снова врезал ему в живот.
Тут он отступил. Мой следующий удар опрокинул его, И он рухнул на колени.
— Достаточно, Доби, — подытожил Чантри. — Отпусти его.
Я отступил, но глаз с противника не спускал. По правде говоря, я страшно испугался. Я рисковал собственной шеей, обращаясь с ним таким образом. Просто-напросто он меня слишком разозлил во время нашей первой встречи.
— Итак, джентльмены, — сказал Чантри. — Я полагаю, вы поняли, в чем дело. |