|
Но Федя объяснил, что раньше, еще при Петре Первом, здесь были казармы гвардейского Преображенского полка, а на улицу выходил широкий плац, на котором проводились строевые занятия и парады. Вот с тех пор улица и называется Парадной. По ней совсем почти не ходили машины, и прохожие попадались редко, так что можно было ничего не опасаться и вволю поездить по гладкому асфальту. Здесь Федя учил нас трудным поворотам, наклонной и гоночной посадке на мотоцикле. Особенно нам нравился «боевой разворот», — нужно было дать хороший разгон, быстро отпустить рукоятку газа, выключить сцепление и сразу нажать на педаль заднего тормоза до заноса, сильно наклонить машину влево, опираясь левой ногой об асфальт. Заднее колесо скользило вправо, а машина резко разворачивалась почти на сто восемьдесят градусов, и тут нужно было успеть выравнять ее поворотом руля и корпусом, включить сцепление и дать газ… Это был лихой разворот, им пользовались гонщики и военные мотоциклисты, и Федя говорил, что таким разворотом можно избежать столкновения с неожиданным препятствием. Правда, у меня этот поворот получался хуже, чем у Кирки, — не хватало веса, чтобы телом хорошо управлять машиной.
А время шло незаметно. Дни казались длинными потому, что были наполнены тренировками в гараже, ездой на вело-мото, чтением учебника шофера третьего класса. Да, дни были длинными, а вот месяцы проходили быстро. Мы и оглянуться не успели, как промелькнул июль. И, выезжая за город, мы уже брали с собой лохматую молодую картошку, тонкие веточки укропа для заправки ухи. В середине августа случилось важное событие. Был обеденный перерыв в гараже. Слесари играли в домино за грубо сколоченным столом в углу гаражного двора, и от их ударов костяшками вздрагивали огнетушители и ведра на пожарном красном щите. Мы с Киркой, как обычно, сидели в кабине грузовика и тренировались, переключали скорости, нажимали на педали и воображали, что едем. Я как раз сидел за рулем, а Кирка — рядом. Мы так увлеклись, что не заметили, как подошел Федя. Он открыл дверцу с Киркиной стороны и сказал: — Ну-ка, Кирилл, пусти меня в серединку. Кирка вылез на подножку, и Федя сел рядом со мной, потом сел и Кирка. — Захлопни дверь покрепче, — сказал ему Федя и, вынув из кармана комбинезона ключ зажигания на тонкой медной цепочке, дал его мне. — На, заводи. Я держал на ладони желтенький зубчатый ключик и огорошенно смотрел то на Федю, то на Кирку. — Ну, заводи. Или не знаешь, как это делается? — без улыбки сказал Федя. Когда я сунул ключ в замок зажигания, то чувствовал, что рука моя дрожит, но я сразу попал в скважину и повернул ключ вправо. А дальше все уже было привычным. Я столько раз делал все это на машине с выключенным зажиганием, что все получилось само собой. Нога легла на рубчатую педальку стартера, правая рука проверила, в нейтральном ли положении находится рычаг перемены передач, левая рука легла на руль. Я нажал на стартер и одновременно пяткой придавил чуть-чуть педаль газа. Мотор завелся сразу и заработал ровно и тихо на холостых оборотах, и я облегченно вздохнул. — Трогай потихоньку и, никуда не сворачивая, поезжай на первой передаче до конца двора. Там заранее сбросишь газ и плавно затормозишь, понятно? И не бойся — я рядом, — негромко и спокойно сказал Федя. Я только молча кивнул в ответ, выжал педаль сцепления и включил первую скорость. Рычаг вошел мягко, и в коробке не скрипнула ни одна шестеренка. Я снял машину с ручного тормоза и чуть нажал на педаль газа, потихоньку отпуская сцепление… Медленно проплывали сбоку красные ворота боксов, слесари прервали игру и смотрели, как идет машина. Федя и Кирка молчали, а у меня внутри, где-то возле живота затвердела холодная льдинка, и холодно было лицу и шее, хотя день был теплый и солнечный… Машина шла вперед по двору гаража; пусть шла она медленно, но руль держал я, и моя нога лежала на педали газа. |
