В десять часов утра, под палящим солнцем, турки шли вперед с несгибаемым мужеством, которое так часто приносило им успех. Фронт обоих войск растянулся по равнине больше чем на пятнадцать миль, одно крыло татар стояло вдоль речки, другое — невидимое на расстоянии — на укрепленной высоте. Хроника добавляет, что турки шли вперед с барабанным боем, со звоном медных тарелок, а татарская конница ждала в полной тишине.

Тимур не садился на коня до последней минуты. Битву пока вели его военачальники. С ним на гребне холма было не более четырех тысяч всадников с пехотой позади. Его внук Мухаммед-Султан командовал центром, под его началом находились самаркандское войско и восемьдесят тысяч, которыми командовали тысячники почти со всей Азии, и слоны в доспехах из раскрашенной кожи — видимо, больше для морального воздействия, чем для тактических целей.

Сулейман, сын Баязеда, пошел в конную атаку на правый фланг татар, ведя за собой всадников Малой Азии. Их встретили опустошающим дождем стрел и горящим лигроином — кони и люди валились массами под вздымающейся завесой дыма и пыли.

Пока ряды турок были расстроены, первая линия татарского правого фланга пошла вперед; Нураддин, лучший военачальник Тимура, двигался следом с основными силами крыла.

За час атака турок была отбита, и татары перешли в наступление. Нураддин разбил крыло Сулеймана так основательно, что некоторые турецкие отряды бежали с поля битвы. Группа татар из Малой Азии, насильно завербованных Баязедом, обнаружила, что с Тимуром находятся их повелители, и, пользуясь неразберихой, покинула турок.

Когда Нураддин стал хозяином положения на правом фланге, левое крыло татарской конницы пошло в наступление тремя цепями, прорываясь сквозь турецкие засады и круша турецких всадников на неважных лошадях. Они так удалились, что Тимур уже не видел их.

Тут Мухаммед-Султан подскакал к нему и спешился. Встав на колени, попросил разрешения атаковать вместе с центром скопление турецкой пехоты. Согласия на это Тимур не дал.

Вместо этого он велел Мухаммед-Султану взять самаркандское войско, тумен багатуров — отборных воинов — и немедленно идти на поддержку зарвавшемуся левому крылу.

Любимый внук старого завоевателя поднял свое алое знамя и поскакал вперед, ведя за собой цвет тимурова войска. И на всем галопе врезался в самое пекло сражения — где закованные в доспехи сербские всадники, остановленные татарами, сражались не на жизнь, а на смерть, и отважные европейские пехотинцы удерживали каждый бугорок. Здесь пал сербский царь Петр, здесь же доблестный Мухаммед-Султан был так ранен, что пришлось покинуть седло. Но правое крыло Баязеда было смято.

Баязед остался с многочисленной пехотой, безо всяких укреплений, татары обходили ее с обоих флангов. Потом Тимур возглавил татарский центр и пошел вперед.

Великолепные османские пехотинцы — corpse of elite, янычары — не смогли оказать отпора. Они были обречены, положение их было безнадежным, их султан оказался беспомощен перед маневрами великого шахматиста Азии. Задние отряды бежали, пока путь к спасению был открыт. Другие, рассеянные успешными атаками, занимали каждый холмик. Между ними двинулись слоны в доспехах, жидкий огонь струился из башен на спинах огромных животных. В пыли и грохоте выбившиеся из сил турки гибли на этой выжженной солнцем земле. Даже многие из тех, что бежали, падали замертво от изнеможения.

Баязед с тысячью янычаров оттеснил татар с одного из холмов и, взяв секиру, ожесточенно сражался бок о бок со своими воинами почти до вечера. Подобно тому, как один батальон старой гвардии не сдавал позиций в бою под Ватерлоо, когда наполеоновская армия обратилась в беспорядочное бегство, эти телохранители султана погибали с оружием в руках.

Под вечер Баязед сел на коня и с небольшим отрядом попытался ускакать сквозь татарские ряды. За ним пустились в погоню, его спутников расстреляли из луков, его коня прикончили стрелами.