Только Роман Семенович продолжил, и от услышанного князь карачевский Федор онемел на время.

— Я тебе больше скажу, Федор Иванович, никому не говорил — тебе первому. Едва не последний год басурмане нападают — город пожгут, людишек поубивают, а кто останется — в полон: кого на продажу, кого в рабство. Поверишь, сколько здесь княжу — ни один из полоняников не вернулся, все сгинули. Помозговал я с сыном своим, Василием, да и решили мы — перебираться на новое место. Я уж и город себе присмотрел — Одоев.

Федор Иванович застыл в изумлении, только и вымолвил:

— Почему?

— Ко княжеству московскому близко, рать у князей московских сильная, в обиду не дадут. Вот, пятнадцать годов назад Дмитрий, князь московский, силы объединил да темника Мамая на Куликовом поле разбил. Вот и смекай. Надоело почти каждый год после набегов татарских город из пепла восстанавливать, людишек собирать.

— Серьезно ты жизнь переменить надумал.

— Еще как! И заметь — не впопыхах решал, всю зиму только этим и занимался. Разные варианты просчитывал. Что Новосиль, что Чернавск, что Талицкий Острожек… А про Елец я уже молчу — на самом краешке Руси стоит. При набегах в первую очередь страдают. По уму заставы сильные вперед, в Дикое Поле выдвинуть надо. Остроги, а может, и крепости сильные поставить. Пусть татары о них зубы обломают, глядишь — и до нас не доберутся. Только никто ставить их не будет — деньги нужны для строительства, дружины да воеводы. А где их взять? Наемники? Немалые деньги потребны. Своих послать? Города свои защищать некому будет. Куда ни кинь — всюду клин.

— Это что же выходит? Города да княжества русские без боя нехристям уступаем?

— Так и получается, — с силой сжал кулак князь Роман Семенович. — Я вот что надумал. Или надо совет из князей собирать — пусть каждый деньги да воинов выделит на крепости степные, — или всем княжествам под одну сильную руку объединиться. Нет у нас другого пути. Иначе сгинет Русь, как сгинули половцы да хазары. Еще деды наши их помнили. А где теперь эти племена-народы?

— Мрачновато выходит, Роман Семенович!

У Федора Ивановича от услышанного в горле пересохло. Он плеснул в кубок вина из кувшина, осушил в один глоток. Хорошее пиво, а вкуса почти не почувствовал. Ох и умен Роман Семенович, не только за свое княжество ратует — за все пограничье решил. И не подкопаешься — не в бровь, а в глаз. Верно ли все? У самого ведь такие мысли появлялись, да гнал их от себя, не в силах самому дерзнуть решиться на великое. Выходит, зря гнал. Раньше надо было думать о крепостях да единении княжеском. «Теперь-то уж навряд успеем подготовиться и встретить ворога во всеоружии. Как лето войдет в свои права, так татар и жди. А может, бросить Елец? Уйти с жителями куда подальше — под Владимир, или Муром, или еще дальше — к студеному морю…» И сразу — другая мысль: «Земли там уже все поделены, кем придешь? Чужаком? Плохо, никуда не годится. Тебе отец эти земли в управление дал — княжить, вот и надо свой долг исполнять. Князь — это ведь не только красное корзно да пиры. А честь? Князь — он в первую голову о бережении города и удела своего печься должен».

Федор Иванович и не заметил, что в трапезной молчание давно повисло. Кашлянул деликатно Роман Семенович, очнулся от дум тяжких Елецкий князь, поднял голову.

— М-да, нерадостно что-то, — сказал он. — Ты, Роман Семенович, поступай как надумал, а я на земле своей пока останусь. Коли разговор об объединении пойдет, я согласие свое дам, в том не сомневайся. А на чужие земли примаком — не пойду.